Невидимые знаки

— О, боже мой. Они такие милые! — завизжала Пиппа, прыгая вверх-вниз.

Мы замедлили шаг, выравнивая дыхание, когда подошли к гнезду, где крошечные существа в панцире изо всех сил пытались откопать себя с помощью неуклюжих ласт.

Коннор сел на корточки.

— Вау... это круто.

Одна за другой сотни тварей вырывались из земли в давке.

Эстель не могла оторвать глаз от того, как наш пляж медленно превращался из девственного песка в ластообразный хаос.

— Их должно быть около тысячи.

Я быстро подсчитал в своей голове.

— Кажется, я где-то читал, что за один раз можно отложить около сотни яиц. Думаю, есть вероятность, что ты права. В ту ночь было много черепах, использовавших наш остров как чертов инкубатор.

Коннор и Пиппа оставили свой пост у гнезда и поползли на руках и коленях, не отставая от черепах. Улыбаясь, они продвигались к кромке воды, следуя за бессистемными следами и движениями новой жизни.

— Это самый лучший день! — воскликнула Пиппа, поглаживая спинку одной крошечной твари. — Я хочу одного. Пожалуйста, пожалуйста, можно нам оставить одного?

Эстель ползала, как Пиппа, заставляя мое сердце замирать, когда ее попка колыхалась в черном бикини. У нее больше не было ни жира, ни женских изгибов, но я отдал бы все, чтобы остаться одному, стянуть с нее купальник и взять ее сзади.

Мы уже делали это несколько ночей назад. Я вошел в нее, пока она стояла на руках и коленях. Я сжимал ее бедра и покусывал ее шею, когда мы оба становились слегка дикими.

Мне нравилось, что ее либидо было таким же, как и мое.

Мне нравилось, что мы любим одно и то же.

Мне нравилось, что она любит меня.

— Нельзя, Пип. Ты знаешь правила. Если они выживут, то вернутся. — Коннор нарушил кардинальный закон и вырвал из песка детеныша, держа его раковину так, что бедняжка затрепыхалась в воздухе. — Кроме того, они вроде как бессмысленны. Милые, но не такие замечательные, как кошки.

— Ко, положи эту штуку на землю. — Я скрестил руки. — Что мы говорили о том, что надо смотреть, но не трогать?

Он хмыкнул.

— Я не маленький ребенок, Гэл. Не разговаривай со мной, как с маленьким ребенком.

— Мне все равно. Положи его на место.

Нахмурившись, он положил черепаху рядом с одним из ее товарищей по гнезду.

Пиппа надулась.

— Если они выживут? — Ее глаза стали обеспокоенными. — Что Ко имеет в виду, Стелли? Они все выживут... не так ли?

Эстель посмотрела на меня, на ее лице появилась паника.

— Не смотри на меня. — Я пожал плечами. — Твой выход.

Она сверкнула глазами.

Я с трудом сдержал усмешку. Она была такой чертовски вкусной, когда злилась.

— Пип, ты знаешь, как работает круговорот жизни. Ты знаешь, что мы едим рыбу, которую мы... убиваем... чтобы выжить. Так же, как мы делаем то, что необходимо, некоторые из этих черепах станут пищей для других диких животных. — Махнув рукой на ковер из ползающих тварей, она добавила: — Вот почему в природе так много вылупляющихся сразу. Их шансы выжить намного выше, а те, кто не выживает... ну, это не их судьба.

Коннор закатил глаза.

— Судьба быть ужином, ты имеешь в виду.

Пиппа бросила в него горсть песка.

— Прекрати.

— Ладно. Хватит. — Поцеловав Пиппу в макушку, я сказал: — Давайте все сосредоточимся на том, что они только что вылупились, а не на дне их гибели, хорошо?

Пиппа фыркнула, но медленно кивнула.

Коннор продолжал гнать малышей в море, рисуя на песке финишную черту и радуясь, когда каждый из них перебирался через нее в ласковый прилив.

Напряжение исчезло, и мы вместе наблюдали за чудом жизни, когда тысяча маленьких существ прокладывали себе путь к бирюзовому океану и исчезали в его опасных глубинах.

Сколько из них выживет?

Сколько из них вернется на это же место и заложит новое поколение молодых?

И, если мы никогда не вернемся домой, сколько раз мы будем свидетелями этого?

Богохульство: Богохульство — это оскорбление, презрение или отсутствие почтения к чему-либо, что считается священным или неприкосновенным.

Итак, официально, я богохульница.

Какое еще слово я могу использовать для объяснения полной подмены моих эмоций?

Я все еще отчаивалась. Я все еще беспокоилась. Я все еще молила о спасении.

Но я также благодарила. Я улыбалась. Я наслаждалась своим новым миром.

Потому что они сделали его гораздо более реальным, чем все, что было раньше.

Взято из блокнота Э.Э.

…

АПРЕЛЬ

Сон с Гэллоуэем изменил мой мир. И не в каком-то поверхностном смысле «он — моя вторая половинка». Скорее в смысле «этот человек будет защищать меня, заботиться обо мне и делать все, что в его силах, чтобы я была счастлива».

Его самоотверженность заставляла меня делать то же самое для него, и качество нашей жизни (несмотря на отсутствие удобств и светских радостей) было лучшим из того, что я когда-либо имела.

Мое существование было прекрасным.

Коннор отпраздновал свой четырнадцатый день рождения, и мы сделали все возможное, чтобы он получил те же впечатления, что и Пиппа. Мы разожгли костер в знак наступления нового года, мы совершили набег на нашу кладовую за дикой мятой, которую я нашла на прошлой неделе, чтобы приготовить мятный десерт с кокосовым молоком, и мы все вместе смеялись и шутили, держа на расстоянии слабую, но постоянную депрессию.

Это была не депрессия, которая изнуряла нас или заставляла ненавидеть свою жизнь. Это была депрессия от осознания того, что, как бы мы ни были счастливы, Коннор уже в том возрасте, когда острова будет недостаточно.

Ему нужны были друзья и девушки.

Ему нужна была свобода для экспериментов и пространство для озорства.

Мы могли дать ему многое; мы могли учить и заботиться, но мы не могли дать ему сложности подросткового возраста.

Отмечая такие случаи и делясь событиями жизни, мы подтверждали то, что знали уже давно. Несмотря на то, что Гэллоуэй продвигался вперед со спасательным плотом (он был наполовину закончен и наполнен потенциалом), мы застряли здесь, пока судьба не решит иначе.