Невидимый мир
Шрифт:
Капюшон и наручники с него сняли в небольшой комнатке, как видно, подвальной - свет сочился сквозь узкое зарешеченное окошко вверху. Здесь стояла железная кровать с матрацем и одеялом - и больше не было ничего.
Те, кто напал на Штопора, выглядели странно похожими - как братья. Один потемнее, другой светлее, но оба узколицые с чуть широковатыми скулами. Вид не русский, хотя и не поймешь, какой национальности. И не кавказский, вроде. Штопору велели раздеться. Он попробовал повозмущаться. Один из парней молча ударил его в солнечное сплетение, а когда Штопор согнулся от боли, коленом легонько ткнул в лицо. Штопор с трудом разогнулся,
– - Раздевайся.
Больше он не пытался сопротивляться. Парни начали его профессионально обыскивать. Его самого, куртку, штаны... Найдя в нагрудном кармане два Васиных колесика, парни переглянулись, и Штопор понял, что они искали. Теперь ситуация немного прояснилась. Непонятна лишь его собственная судьба - что теперь, убьют? Отпустят подобру-поздорову? Начнут допрашивать?
Штопору вернули белье, рубаху и джинсы, предварительно вытянув из них ремень. Один из парней принес два ведра - с водой и пустое. Дверь в комнатушку - в камеру?
– захлопнулась, и пленный остался в одиночестве.
Ивик старалась не смотреть на окно Штопора.
Что там у нас с остальными? Все благополучно. Женя пишет, прекрасно. Жаров выпивает с другом, Бог с ним. Юлия... неплохо, она уже сбросила 3 килограмма и чувствует себя просто великолепно. Пожалуй, так удастся ее вытянуть. Илья... опять играет. Он слишком много играет. Обрезать ему интернет, что ли? Может, тогда опять начнет рисовать.
Окно с "Белой землей" было открыто, но Ивик уже второй день не решалась писать. Ей это казалось слишком уж циничным.
Вчера все было особенно ужасно. Сегодня физическая ломка сошла на нет. Штопор уже не стонал, по крайней мере. Он лежал на койке - страшненький, весь зеленый, с разбитым носом, и не шевелился, тупо глядя в потолок. Временами Ивик дико хотелось вскочить и идти туда, через Медиану, проверять, жив ли он вообще... надо было врача. Но Штопор снова вяло шевелился - значит, еще живой. Хреново ему было, очень хреново... он ведь не знал, что такое дарайские синтетические наркотики. Что подсаживаются на них с первой же дозы и сильно. Ивик почти физически чувствовала, как плохо Штопору, и от этого ей самой было плохо, подташнивало, болела голова. Она пила воду мелкими глотками. Временами удавалось убедить себя, что все нормально, что так надо, и тогда она могла заниматься всей остальной работой. Только не писать. Это было бы уж слишком. Вот читать рассказы Кельма - помогало. Отвлекало.
Дверь щелкнула в коридоре. Ивик дернулась.
– - Свои, - донесся голос Кельма. Она облегченно вздохнула. Хотелось встать, подойти к двери... но ведь не положено без крайней необходимости оставлять пост у монитора. И... наверное, необходимости нет. Даже лучше не демонстрировать, как она рада и счастлива тому, что он вернулся. Хотя что тут такого? Каждый будет рад, что товарищ, напарник, такой же дейтрин, как ты, вернулся живым и невредимым... Ивик совершенно запуталась и решила - лучше уж не вставать.
Но улыбку она удержать не могла, радостно засияла, когда Кельм вошел в комнату.
– - Все в порядке? Ты есть хочешь? На кухне там котлеты...
– - Спасибо, - голос Кельма звучал растроганно, - приятно как! Приходишь домой, а тут тебя кормят...
– - Ну а как же - я же дома была, почему бы и не поджарить...
– - Как там Штопор?
– Кельм придвинул стул, сел рядом с ней и по привычке положил руку ей
– - Плохо Штопор...
– она наконец, первый раз за день, решилась увеличить окно. Глянула коротко и отвела глаза. Штопора было жалко. Кельм рассматривал его внимательно.
– - Да, ломает парня. Ну ничего, еще пара дней - и все. Больше наш Вася на такое не пойдет.
– - Если пойдет - повторим. Но Штопор ведь тоже не идиот. Только что теперь будет, Кельм? Вася попытается его убрать?
– - Очевидно, он попытается тебя убрать, Ивик. Тебя, а потом уже Штопора, - сказал Кельм.
Холодок пробежал по спине. Ивик взглянула на Кельма, в его спокойные блестящие глаза.
Вроде бы и всю жизнь на войне, и смертельная опасность - не новость. А вот слышишь такое - и все равно мороз по коже.
– - А что делать?
– спросила она, - ведь я не могу снять наблюдение... и начальство не позволит, и сама я понимаю, что...
– Ничего не делать. Действуй по инструкции. Ну а мое дело - не допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я прослежу, не беспокойся.
От сердца сразу отлегло. В самом деле - если уж Кельм занимается этим делом, с ней не может ничего случиться. Потому что Кельм. Он такой. Ему всегда все удается. Он все умеет. А я ведь раньше и не знала, и не думала, что он именно вот такой, отметила про себя Ивик. Он оказался лучше, чем я думала. Еще лучше. Она опустила глаза. Главное - чтобы он не умел читать мысли. Потому что сейчас внутри у Ивик такое смятение царило, такой восторг и радость, что странно было бы этого не почувствовать.
– - Ну ладно, а теперь я с твоего позволения пойду поужинаю. Посуду я там уберу, не беспокойся. И поработаю еще немного.
Литературный редактор журнала "Светоч" говорил по телефону, прижимая трубку плечом, и в то же время длинными бледными пальцами левой руки набирая что-то на клавиатуре.
...
– нет, этот материал не пойдет в таком виде. Я объясню, почему, если вы желаете. В статье слишком лояльное отношение к кровавой антихристианской советской власти. Посмотрите, вы даже пишете, что нравственность в годы советской власти... о какой нравственности можно говорить? Запомните, советская власть - это монстр, это страшное уродство... нет, ни о какой терпимости к церкви даже в последние годы говорить нельзя. Гонения! Гонения до последнего момента. Все мы знаем, как много истинные православные претерпели от большевиков... А в вашей статье восхваление этой антихристовой клики занимает слишком много места... хорошо, не восхваление, но терпимость и лояльность. Вы знаете политику нашего журнала, и должны понимать...
Дверь в кабинет приоткрылась, и в щель просунулась чья-то физиономия. Редактор замахал рукой - входите, мол, сейчас... Бочком, бочком пришелец протиснулся в кабинет. Был он высоким блондином, и чем-то неуловимо похож на самого редактора, будто родственник, только постарше на вид - лет пятидесяти. Сел у стола, ожидая конца разговора. Наконец, труженик литературного фронта бросил трубку на рычаг.
– - Покоя нет от графоманов, - сказал он, - приветствую вас, Игорь Николаевич! Что-нибудь новенькое?