Невыносимые противоречия
Шрифт:
Она не убивала родителей. Не до конца понимая, что делает, Луиза начала обыскивать дом. Один за другим открывала ящики шкафов и комодов. Она искала пробирки с частицами кожи матери. Они не могли исчезнуть. Зачем кому-то их красть? Это её вина. Всегда её вина. Она действовала все поспешней, хаотичней. На втором этаже сломала ноготь в ванной. Врезалась коленом в косяк двери так сильно, что на глаза навернулись слезы. Почему она не может найти проклятые пробирки? Когда она видела их в последний раз? Луиза вспомнила утро перед митингом, сборы, дырку на носке Сесара.
Больше всего на свете она хотела вернуться в то утро и найти пробирки. Или лучше в предыдущий
Выпивка закончилась, и Луиза опустила голову на колени. Она плохо помнила, как опять оказалась в их с Альбером спальне, на полу, перед дверью ведущей в гнилой сад.
Если возвращаться, продолжила Луиза бессмысленные рассуждения, нужно вернуться в самое начало. До приезда в Лумбию. Отговорить отца принять предложение президента Варгаса. Плевать на деньги. Миллионный контракт. Она представила, как бьется в истерике: кричит, плачет, носится по комнате их дома в Нью-Йорке. Отец смотрел бы на неё с непониманием, раздражением и осуждением. Но она бы не сдалась, и рано или поздно он бы все понял. А если бы не понял, она бы подстроила несчастный случай, соврала, что у нее рак, что беременна - что угодно, лишь бы удержать их от поездки. Беременна? Мысли метнулись к Гелиосу, к пляжу. Гел закрыл от Луизы солнце. Кажется, потом, в тот день, глядя как он возится в волнах прибоя, она подумала, если у неё когда-нибудь будут дети, пусть у них будет такая же красивая смуглая кожа как у него, такие же черные и блестящие глаза и волосы.
Проклятье. Она сходит с ума. Луизе больше не хотелось ни вернуться в прошлое, ни что-то исправить. В окно билась муха. Луиза смотрела на неё и мечтала только об одном - не зажмуриться от яркого солнечного света.
Её разбудил выстрел. Инстинктивно Луиза прикрыла голову руками. Несколько рванных вдохов, тишина, и она отважилась оглядеться. Она прижималась плечом к балконной двери, за стеклом клубилась темнота. Облака черноты парили в комнате. Оперевшись на белевшую рядом кровать, Луиза поднялась на ноги.
Если она действительно слышала выстрел, почему сейчас так тихо? В коридоре горел светильник - плафон-цветок пустил корни в стену. В гостиной на диване развалился Ливи, потирая больное колено. На столе валялись карты. Города? Провинций? Луиза не разобрала, приметила лишь красные круги на них.
Луиза спустилась в холл, когда Альбер спрятал телефон и открыл дверь. Поднимавшийся с дивана Ливи заметил Луизу и приоткрыл рот. Удивлен? Забыл, что она здесь тоже живет?
–
Что происходит?– кажется, Луиза слишком долго просидела в одиночестве, от этого её голос звучал неуверенно и слабо.
– Ты уходишь?
– Да, - Альбер обернулся.
– Хочу поговорить с Диего.
– Он в городе?
– Да.
Уставший взгляд, пересохшие губы. Когда Луиза увидела Альбера первый раз, его седые волосы были коротко острижены. Сейчас они отросли так, будто Альбер не стригся с тех пор как вернулся из джунглей в столицу. С тех пор как начался переворот. Не было времени?
Настенные часы в гостиной показывали час ночи.
– Я хочу поехать с тобой, - Луиза перепрыгнула последние ступени и остановилась в двух шагах от Альбера. Чуть ближе, и разница в росте станет ощутимо давящий. О каком давлении речь? Ведь раньше Луизе нравилось стоять в его тени.
– Хорошо, - согласился он.
Луизе показалось, или он на миг задержался с ответом, будто что-то обдумывал? Сомневался? Взвешивал? А может, она просто сходит с ума? Никогда раньше она с ним не спорила, ни на чем не настаивала. Соглашалась со всем, что он говорил. А теперь решила проверить границы их доверия? И все потому что он не разделил её чувство вины? Луиза опустила взгляд.
Ливи пропустил её вперед. В саду она рассматривала широкую спину Альбера, обтянутую белой футболкой. Кадеты на базе ВВС носили такие же.
На краю садовой дорожки стояли три чашки. На дне застыла кофейная жижа. Охранники заправились кофе перед ночным дежурством? Оба вскочили при появлении Альбера, увидев, что он садится в машину, без слов метнулись к воротам.
Цикады подражали гулу самолетов. Пристраиваясь на переднем сиденье, Ливи сопел и кряхтел.
Улицы пустовали. Свет фонарей отражался в уцелевших окнах домов. Крыши растворялись в темном небе. Приоткрытые двери подъездов. Перевернутые урны. Солдаты на блокпостах отличались от дневной смены ловкостью и подвижность. На широким проспектах в помощь фонарям военные водрузили прожекторы. В их свете листья деревьев у дороги и трава на клубах побелели. Вдали вывала пожарная сирена.
Ливи поднес к уху телефон. Ничего не говорил, только слушал.
– Он в притоне на Чироко, - объявил Ливи, отключив телефон.
– Кого ты к нему приставил?
– Альбер повернул руль. Колесо заскочило на тротуар.
Прибавил скорость и тут же сбросил около очередного поста. Пришлось выходить из машины, поднимать руки. На поясе обыскивающего Луизу солдата трещала рация.
– Счастливого пути, господин Лонарди, - прозвучало глупо.
– Я думала в городе комендантский час и ночью выходить на улицу запрещено, - Луиза подвинулась вперёд и вцепилась в подлокотники передних сидений.
Теперь она не только лучше видела пустую дорогу впереди, но и закручивающиеся в кольца, отросшие седые пряди на затылке Альбера. Надо же, у него вились волосы. В детстве у него, должно быть, были черные кудри. Почему Луиза не попросила его до сих пор показать его детские фотографии? Не было никаких кудрей, никаких фотографий. Альбера вырастил человек, который на день рождения устраивал сыну расстрел. В шутку.
– Франц выписал мне пропуск, - ответил Альбер.