Шрифт:
Annotation
Лумбия похожа на Колумбию как сон на реальность. Партизанские отряды, коррупция, наркоторговцы, тайная полиция. Генри Элвуд становится жертвой похищения. Луиза Гудисон впутывается в политические беспорядки. Франц Варгас ищет правду. Альбер Лонарди запускает революцию.
Stochastic
Stochastic
Невыносимые противоречия
Генри
–
– Генри погладил большим пальцем театральную брошюру и уставился на писсуар.
Он пытался измерить глубину своих переживаний настоящим моментом, но отвлекся на мысли об освещении. В туалете Бостонской оперы ламп было не меньше, чем в гримерках звезд. Генри много их повидал. Звезд, гримерок, туалетов. Он полжизни провел за сценой и, похоже, заразился страстью к показухе - если хочешь, чтобы тебя поняли, заставь их почувствовать то, что чувствуешь ты. Как иначе объяснить то, что он делает?
Дверь в туалет открылась, и на пороге появился высокий мужчина. Прошел к умывальнику, включил воду и уставился на отражение Генри в зеркале. Все они смотрели одинаково: сначала цеплялись взглядом за бабочку на его шее, потом пялились на выкрашенные в розовый цвет волосы.
Генри спрыгнул с подоконника и улыбнулся.
– Купишь фотографию звезды с автографом? Шеннон Элвуд лучшая в мире Изольда. Виктор Порки - лучший Тристан за всю историю театра.
Незнакомец вытер руки бумажным полотенцем, поправил золотые часы на запястье и прищурился. Яркий электрический свет подсыпал серебра в его волосы.
– Сотка, - прошептал Генри.
Мужчина приподнял бровь и полез в бумажник. Статусная игрушка: мягкая тесненная кожа, цена не меньше двухсот долларов.
– Опера Вагнера как увеличительное стекло. Погружаешься в нее и все становится большим, даже Вагнер становится большим, - Генри забрал деньги и вручил мужчине фотографию.
– Опера Вагнера - это опера спасения. У Вагнера всегда кто-нибудь мечтает, чтобы его спасли: то юнец, то девица.
Он имел в виду спасение от скуки, но сообразил, что переигрывает, и заткнулся. С ним всегда так: когда его просят говорить, он молчит, когда не просят - болтает.
Подцепив ногтем угол фото, незнакомец достал пластинку похожую на жвачку и отправил ее в рот. Сегодня вечером МДА станет его увеличительным стеклом.
В зале зазвучали первые музыкальные аккорды. Звукоизоляция превратила их в далекое эхо.
– Твои волосы...
– Хотел покрасить в зеленый, но перепутал краску.
Кому бы Генри это не говорил, судя по вытянутым лицам, зеленый им нравился меньше, чем розовый.
– Странное место, чтобы продавать наркотики, - мужчина огляделся.
– Я люблю оперу, - Генри распахнул дверь в коридор.
– И как идет бизнес?
Деньги, кого волнуют деньги?
–
Я делаю это из любви к искусству.Мужчина шагнул ближе и обдал Генри запахом от Диора. Слишком навязчивая морская свежесть, слишком пружинящая походка. Не оборачиваясь, мужчина прошел по пустому коридору и скрылся за углом.
Генри прислонился к стене и прислушался. На сцене Изольда жаловалась на судьбу. А это значит, что все ценители усиленной кислотой оперы уже заняли свои места, не стоит ждать новых покупателей до антракта.
Он достал фотографию сияющей сценическим гримом Шеннон и отогнул край.
Он еще не решил, положит пластинку под язык или нет, когда в коридоре появился Карсон. Маленькая голова на широких плечах, собранные в хвост редкие волосы мышиного цвета.
С давних пор Карсон возглавлял охрану Бостонской оперы. Когда Генри был маленьким, Карсон опускался перед ним на одно колено и заглядывал в глаза. Теперь же смотрел на него с досадой как на разрядившийся мобильник.
Помахав Карсону, Генри положил на язык МДА. Он опять переигрывал.
– Что за...
– Карсон нахмурился, раздувая ноздри.
Резко открыл дверь в туалет, оглядел пустой зал, принюхался. Наверняка, вспомнил, как поймал здесь Генри с косяком марихуаны.
– Покажи карманы.
Генри рассмеялся - стена за спиной превратилась в подобие вертикального батута, завибрировала, затрепыхалась.
Карсон сам не знал, что искал. Может шприц, может нож или даже пистолет. Все в театре знали, зиму Генри провел в клинике для реабилитации наркоманов. Все знали, от наркоманов можно ждать, чего угодно.
Генри прикрыл глаза и позволил Карсону забрать фотографии. Минутой раньше Карсон видел, как Генри закинулся кислотой, теперь легко сложил два плюс два.
– Твою мать, - пробормотал Карсон.
– Не выйдет, таким как ты она откусывает головы на первом свидании, - Генри рассмеялся, Карсон всегда был косноязычен.
Сейчас он компенсировал неловкость силой - вывернул Генри руку за спину и приложил его грудью о стену. Она вдруг перестала пружинить, и Генри едва успел откинуть назад голову, чтобы не разбить подбородок.
– Ты...
– неумение Карсона подбирать слова обратилось морем, барахтаясь в нем, он дышал тяжело и надсадно.
– Думаешь, можешь продавать наркотики в театре, потому что... Да ты просто маленькое, наглое, дешевое дерьмо...
– Дешевое?
– хохотнул Генри.
Прижав его запястье к лопаткам, Карсон заставил его заткнуться и потащил к служебному коридору.
Старые афиши на сценах, люди в гриме, столики на колесах и распахнутая дверь в комнату с костюмами. От мелькнувших за ней разноцветных тряпок у Генри закружилась голова. Он зажмурился и открыл глаза только в офисе директора.
Секретарша, толстуха под сорок, хранящая верность ярким блузкам, при виде Карсона и Генри вскочила на ноги в предчувствии скандала.