Невыносимые противоречия

– Я хочу говорить с Францем Варгасом, - орал Генри.

Идиотский план. С чего он взял, что ему позволят? На что он надеялся? Веревочный уставился на Генри, как на сумасшедшего. Он, и правда, свихнулся. Они все свихнулись. Им нечего терять. Они отказываются вернуться в гараж и дышать собственной мочой. Диего послал их на верную смерть. Но даже она лучше, чем гараж. Бойцы на один день. Озверевшие от собственной беспомощности. И чем больше охранников лезло на поле, тем яснее они это понимали.

Веревочный кивнул.

– Франц Варгас слушает, - отозвалась рация.

Генри перестал дышать. Он вдруг провалился в свой худший кошмар: он сидел на полу, Анхель требовал от него ответов, а он не мог произнести ни слова. Дело было не в голосе, помехи искажали его до неузнаваемости - что-то безнадежно разладилось в голове Генри.

– Скажи пусть уберутся с поля!
– подсказал Генри Босой.

– Пусть пришлют вертолет, - подхватил Дреды.

– Пусть уведут всех со стадиона!
– подвывал Тито.
– Пусть бросят оружие.

Они хотели торговаться. В конце концов, им надо совсем немного. Еще один вдох. А потом еще один.

Расстегнутый поторопил Генри пинком. Босой потянулся к рации. Генри отпихнул его и прижал рацию к себе. Чтобы забрать её, им придется убить его.

– Франц, - заорал он.
– Карлос заказал Диего и Ливи убийство военных. Всех, кто будет сегодня на стадионе. Сначала нам приказали кидать гранаты в зрителей. Отвлечь охрану, посеять панику. Потом атаковать ложу.

Рация зашипела.

– Франц, ты слышишь меня? Франц!

Может, ему не стоило называть его по имени. Но Генри испугался, что их время на исходе.

– Генри?

Ему показалось, что он слышит дыхание Франца. Но это были всего лишь помехи.

– Сколько человек с тобой?
– спросил Франц.

– Только те, что на поле, - ответил Генри.

– Пусть пришлет вертолет!

– Пусть прикажет своим людям отступить!

Тито сорвал с раненого охранника бронежилет и напялил на себя. Пепе досталась каска.

– Генри, послушай, - заговорил Франц.
– Вы должны сдаться. Я отзову своих людей, а вы опустите оружие на землю и отойдёте. Я клянусь...

– Они отступают!
– Расстегнутый дернул автомат вверх.

– Да!
– Босой хлопнул ладонью по ладони Дредов.

Щиты-панцири откатили от поля. Босой смотрел на трибуны и шатался, как пьяный.

– Генри, вы должны сдаться. Клянусь, я отправлю тебя домой. Уже завтра ты сядешь в самолет, - тараторил в рацию Франц.
– Я гарантирую твою безопасность...

Голос Франца, как сжимающиеся на шее пальцы - ослаблял, разрушал, отбирал желание жить.

– Нужно валить! Пока они сидят в коридорах, - крикнул Веревочный.

Охранники, и правда, отступили к служебным коридорам. Спрятались под навесами. Зрители поднимались со своих мест, толкались в проходах, перепрыгивали через лавки и толпились у выходов. В залитом солнцем амфитеатре выходы и служебные коридоры выглядели как крысиные норы на песчаном склоне.

– Идем, идем, - Тито хлопнул Генри по плечу.

Босой понесся вперед, мелькая подошвами.

Если поторопятся, им удасться пробиться через толпу у северного выхода. Обалдеть, они выйдут тем же путем, что и зашли. Рация в руках Генри уговаривала голосом Франца, но слов уже было не разобрать.

– Черт! Слишком много людей, - Дреды остановился.

Коридор около двух метров в ширину и больше пяти в длину был забит, как метро в час пик. Люди галдели и лезли друг другу на спины. Лысый с зеленым лицом упал. Ссыпавшиеся с трибуны зрители спотыкались и наступали на него.

– Наверх, - скомандовал Расстегнутый.

Расталкивая зрителей, он двинулся в проход между рядами. Здесь было свободней. Завидев автоматы, люди шарахались в стороны, падали на лавки.

Они промчались несколько ярусов, когда автоматная очередь скосила Расстегнутого и Босого. Зацепила зрителей слева от Генри. Он растянулся на ступенях. Пепе уперся каской ему в ноги. Тито корчился на пару шагов выше, вынимая пули из бронежилета. На расстоянии вытянутой руки от Генри на скамейке лежала женщина. Её глаза просили о помощи, изо рта капала кровь.

Стреляли слева. Стреляли по ним и по зрителям. Военные?

– Это люди Карлоса!
– Веревочный поднял голову.

Автомат снова затрещал.

Веревочный и Дреды пытались отстреливаться, не глядя. Тито ворочался, как краб.

Люди в футболках поло - красных, синих, желтых - перепрыгивали через ступени, отталкивали зрителей и подбирались ближе. Рассредоточились и окружали.

– Блядь, - у Веревочного закончились патроны.

Только теперь они заметили, что, убегая с поля, оставили на траве сумки с оружием. Между лавками лежали мертвые зрители. Переползая через тела, Пепе и Генри забились под лавки. Генри прикрыл руками голову. Рация снова оказалась у лица.

– Генри, я клянусь, завтра ты улетишь домой, - кричал Франц.

Дреды больше не отстреливался. Генри не видел, что с ним случилось. Может, он уже мертв? Может, и остальные тоже мертвы? Со своего места Генри лишь видел разорванную пулями спину мужика в желтом клоунском парике да фантики и жвачки под скамьей. Он больше не понимал, откуда стреляют. Слева, справа? Со всех сторон? На голову Генри посыпались щепки. Скамья хреновая защита.

– Генри, ты слышишь меня? Я клянусь, я защищу тебя, ты улетишь домой, - твердила рация.

Голос Франца ввинчивался в сознание и лишал воли. Слушать, значит вспоминать, воспоминания смертельны. Генри хотел жить - отбросив рацию в сторону, подтянулся на локтях и пополз вперед. Увидел Пепе извивающегося ужом под скамьей ступенью ниже.

Выстрелы прекратились. Надолго ли? Генри прижался щекой к теплому асфальту. Нужно набраться смелости, выглянуть, выяснить, что происходит и как далеко до норы коридора. По идее ими пронизаны все трибун. Или он путает футбольный амфитеатр с концертным?