Невыносимые противоречия

– Ты, - Пепе указал на Тито, потом на Расстегнутую Рубашку, Дреды, Босого, Веревочные Браслеты и Генри. Избранные тут же отскочили от стен и развернулись лицом к тем, кому повезло меньше, готовясь защищать свое право на кокс.

– Никому не двигаться!
– прорычал Тито.

Генри попятился к середине гаража. Столкнувшись спиной с Веревочными Браслетами нервно усмехнулся. Им станет легче, когда они заправятся кокаином. Они исцелятся. Почувствуют себя здоровыми и полными сил, на время.

У Пепе дрожали руки. Кокаин забивался в складки ладони.

– Выпрями пальцы, гондон, - просипел Тито.

– Заткнись. Если не нравится, вали на хер, - одернул его Расстегнутый.

От Пепе несло потом, его ладонь обещала спасение. Облегчение. Оправдание. Освобождение.

Шмыгнув носом, Генри поднял лицо к потолку.

Он справится. Выживет. Чтобы ни случилось, он все вынесет, выкрутится, поднимется и пойдет дальше. Как бы низко он не пал, он сможет подняться и идти дальше. Каждый новый вдох убеждал его в этом. Каждый новый вдох и движение дарили откровение. И плевать, что вокруг воняет мочой и рвотой.

Генри, Пепе, Тито, Босой, Расстегнутый и Веревочный стали братьями по коксу. Сидели теперь вместе и на ночь устроились тоже рядом.

Генри снилась тюрьма. Музыка билась о каменные стены. Анхель смотрел на Генри сверху вниз и требовал перевести слова оперы. Генри хотел говорить, но молчал. Должен был знать слова, но не мог ничего вспомнить. От этого он чувствовал себя ничтожеством.

Ночью он то и дело просыпался от кашля Ти, от хлюпанья носом Сопливого. Натыкался в темноте на белки чужих глаз. Тринадцать человек были заперты в одной камере. Следили друг за другом. Даже помочиться в одиночестве было невозможно.

Наутро Сыпь и Родимое Пятно оказались ближе к двери и завладели пакетом кокса. Тито и Расстегнутый отбили бутылку воды. Генри достался один глоток. У него дрожали губы, когда он наблюдал, как пьют другие.

– Нужно придерживаться правил, - сказал Веревочный.
– Не щелкать клювом, быть всегда начеку, не поворачиваться к ним спиной.

Босой, Пепе и Тито кивнули. Жизнь будто стала проще, вошла в привычную колею.

– Задняя стена, - сказал Расстегнутый.

Братья по коксу поняли его без слов - солнце всходило со стороны дверей в гараж, стена напротив до обеда оставалась в тени - они успели занять её раньше, чем Сыпь и Родимое Пятно.

До обеда посреди гаража в стороне от всех кашлял больной Ти. В обед он то ли потерял сознание, то ли заснул.

Когда солнце добралось до задней стены гаража, Генри, ища прохлады, лег на пол.

Он проснулся вечером. Свежий воздух ворвался в гараж. Сиу и Рамон зависли на пороге. Рамон покачивал автоматом, Сиу держал в одной руке упаковку минералки, в другой - булку.

– Как жизнь, придурки? Никто не свихнулся? Не перегрелся? Не помер?
– Сиу заржал и пошатнулся. Похоже, он был пьян.
– Мы принесли вам пожрать и выпить.

Сыпь вскочил на ноги.

– Оу. Назад. Не так быстро, - Рамон дернул автомат.

Почему Генри казалось, что дуло смотрит ему в живот?

– Не так быстро. Сначала жратву нужно заслужить, - Сиу поставил упаковку воды на землю и надкусил булку.

Генри прилип взглядом к его губам - они извивались на лице как два толстых червяка.

– Хочешь булочку?
– Сиу кивнул Сыпи и помахал булочкой, как приманивают собак.
– Сейчас проверим, как сильно ты её хочешь.

Сиу громко отрыгнул.

– Все встали на одну ногу. Кто простоит на одной ноге дольше всех, тот получит хлеб и воду.

Генри и Пепе переглянулись - это слишком глупо, чтобы быть правдой. Сопливый хлюпал носом. Веревочный хлопал ресницами, будто ему в глаз залетела муха. Босой первый поднял ногу. Блядь. Один за другим ноги подняли остальные. Зашатались, взмахнули руками.

– Эй, так не пойдет, - командовал Сиу.
– Нельзя опираться на стену. А ну отойди от неё.

Генри тоже поднял колено.

– Смотри, этот похож на аиста, - потешался Рамон.
– Придурок сделай руками как крыльями.

Автомат в его руках описал в воздухе дугу.

Генри дышал медленно и не крутил головой, боясь потерять равновесие. Предательски быстро задрожала опорная нога. Он понимал, что у него нет шансов на победу, но все равно на что-то надеялся. Первым оступился Сопливый.

– Мой четырехлетний племянник и то дольше бы продержался!
– захрюкал Сиу.
– У тебя, что одна нога короче другой? Или ты мочи и блевотины тут нанюхался до одурения?

Сиу веселился и хлопал себя по бедру. Никто из мальчишек не смеялся. На лбу Расстегнутого выступил пот, Веревочный закусил губу, Пепе расставил руки, чтобы удержать равновесие, Сыпь качался из стороны в сторону, как камыш на ветру. Генри вышел из игры четвертым. Один за другим повалились на колени остальные.

– Кто не работает, тот не ест!
– закричал Сиу и перекинул булку Дредам.

Несколько человек инстинктивно потянулись к нему, а потом прилипли взглядами к покачивающемуся автомату в руках Рамона. Он гипнотизировал не хуже маятника. К клочку неба за головой Рамона прилипла круглая луна. Белая как плевок.

– Новый раунд!
– заорал Сиу и снова велел им изображать цапель.
– Не сачкуем!

На этот раз победил Босой.

– Поднимай, сука, ногу, если не хочешь, чтобы тебе её прострелили!
– орал Сиу, заходя на третий круг.

У Генри взмокла от пота спина. Перед глазами поплыли черные круги. Рядом тяжело дышали Веревочный и Расстегнутый.

– Не делиться! Делиться запрещено!
– заулюлюкал Сиу, когда Веревочный выиграл хлеб.
– Нечего кормить слабаков и лентяев!

На следующем круге Генри свалился первый. Теперь у него дрожали не только ноги, но и все тело.