Нежная

– Ты не видела живот, что ли?

Она вздохнула так, что я буквально увидела её закатанные глаза:

– Я думала, что я просто слишком много жру.

Я опять смеялась как больная, она тоже, дальше я просто рыдала от смеха, а она мне рассказывала свои приключения в больницах, в которые она приходила с карточкой, в которой эти же врачи поставили диагноз "бесплодие", и всем показывала свои плоды, шутила, что в суд подаст за введение в заблуждение, все боялись. Через полчаса у меня весь стол был завален сопливыми салфетками, болели от смеха все мышцы, а лицо грозило треснуть, но мне всё равно было мало. Я взмолилась:

– Давай встретимся, а? Хоть на час.

– Аня, я размером с дирижабль, я в двери поезда не влезу. Я одежду никакую не могу на себя натянуть – из меня ноги торчат в совершенно непредсказуемых местах, четыре штуки. Меня врачи смотрят, улыбаются как Гарольд, скрывающий боль, и говорят: "Росточком в маму пойдут", а я говорю: "Лишь бы не в папу, он метр девяносто". И по мне волны, как будто из меня сейчас Чужой вылезет. Так мало того, что эти две кобылы огромные, я ещё и сама огромная, меня разнесло во все стороны, у меня ряха в селфи не влезает. Ты меня встретишь – не узнаешь, я Хун Цзиньбао из "Моих счастливых звёзд" – узкоглазая, пухлая и могу втащить. Один раз, правда. Хватит ржать! Я себя такой калекой никогда в жизни не чувствовала, я тебе не скажу, сколько я вешу, но цифра трёхзначная. Прикинь? Лёша столько не весит, сколько я. Но пока поднимает, бедняга. Знаешь, как я в ванной моюсь? Чтобы туда залезть, мне нужно два стула и поддон, и потом тоже самое, чтобы вылезти. Один стул внутри ванны, второй снаружи на поддоне, я сажусь на один, потом приставными шагами булок переползаю на второй, как гусеница, и с него меня Лёшка снимает. Сервис мечты, блин.

Я отдышалась и простонала:

– Я к тебе приеду, просто скажи время и место, я угоню вертолёт.

– Ой, Аня... У меня плановое кесарево через неделю, но если эти две кобылы будут себя вести как козы, то нарвутся на внеплановое. И тогда я исчезну из всех сетей на неизвестно сколько.

– Ну поговори с ними, попроси вести себя прилично.

– Ага, от них допросишься... Хотя, знаешь, вот пока мы разговаривали, было нормально. И сейчас нормально, вроде. Может, и выпишут меня завтра. Слушай, приезжай на выходных? Буду жива – встретимся, сдохну – хоть Питер посмотришь. Я Лёшке скажу, пусть тебя поводит по туристическим местам, заодно сам развеется. Давай, я тебя буду ждать, как билеты возьмёшь – напишешь. Я тебе половину компенсирую.

– Хорошо.

Мы замолчали, я тихонько встала убрать сопливо-слюнявые салфетки, включила чайник. Лена сказала:

– Чаёк пьёшь, коза такая? Мне бы кто чаёк принёс, все занятые сильно.

– Хочешь, я тебе закажу?

– Да ладно, я шучу. Рассказывай, всё равно я спать не хочу, хоть послушаю умного человека. А то вокруг одни дебилы, честное слово, все как будто с ума сошли. Ты знаешь, как они разговаривают? – она изобразила сюсюкающий писклявый голос, не выговаривающий половину алфавита: – "Ой зивотики маи какия, а кто у нас будет скола такой маленький?", сделала нормальный голос и рыкнула: "Нахрен пошла, шепелявая!", как они меня бесят, если бы ты знала... И лезут, главное, так нагло! Как будто у меня на пузе надпись: "Я дура, говорите со мной как с дебилом". Откуда они берутся? Ты, кстати, ещё не надумала?

– Пока нет, думаю. Меня почему-то скорее привлекают детские комнаты и вещи, а не сами дети.

– Везуха. У меня к этому всему стойкое отвращение, я вообще ничего не готовила, ни единой пелёнки, я девять месяцев на стадии отрицания, как будто если я буду делать вид, что пуза нет, то оно как-нибудь само пройдёт. Мне Лёшка пытался намекать про магазины и комнату, но я его пообещала звездануть, он перестал. Он меня теперь боится ещё больше, я вес набрала сначала в мышцах, а потом уже везде, звездануть действительно могу мама не горюй. У меня на первых месяцах почему-то дикий жор включился, причём, не эти попсовые огурцы с клубникой, а мясо, макароны, нормальная еда. Я же тренироваться не бросала, у меня было прекрасное самочувствие, я так мячи подавала, что принимающие улетали вместе с мячом, я из двоих принимающих страйк выбивала, они как кегли разлетались. Я реально верила, что я это пузо нажрала. Хватит ржать! Мне два врача сказали, что я не фертильная! Родятся, я одному левую кобылу отнесу, второму – правую, скажу: "Ваш косяк, разгребайте". Пусть детскую обставляют, пелёнки покупают, всё такое.

– Хочешь, я это сделаю?

– Что?

– Спроектирую комнату. Я умею, у меня был дизайн интерьеров, я на отлично сдала.

– Нахрен оно тебе упало?

– Если честно... по-моему, мне это нужно больше, чем тебе. Я хочу попробовать.

– Ты очень странная, Ань. Ты, конечно, всегда была с приколами, но работать бесплатно – это уже клиника, не делай так.

– Ну пожалуйста, – я изобразила свой фирменный тон, она рассмеялась – её это всегда смешило, я добавила серьёзно: – Доберёшься до компа, скинь мне план квартиры, я тебе примерно нарисую, что где, потом обсудим.

– Да я и сейчас могу скинуть, у меня типовая планировка. Сейчас планшет достану... – она чем-то шелестела, ругалась на Лёшку, который сумку засунул неправильно, на кобыл, которые толкают планшет, потом всё нашла и скинула мне, тема вроде как исчерпалась, мы замолчали. Потом она сказала: – Рассказывай. Давай, колись, всё равно я не усну. Чем кончилась история про работу? Я не верю, что она просто так кончилась, твоя баба Яга так легко не сдаётся. Что она сделала?

Бабой Ягой Лена называла Карину – когда мы общались, Карина играла в рок-группе и красилась как гот, носила мрачную одежду с цепями. Парни всего района были от неё в восторге, а девочки ненавидели, придумывали ей клички типа "ворон-мститель", "Эдвард руки-ножницы" и "тёмный дворецкий", бабой Ягой называли только бабки у подъезда и Лена, потому что ворон-мститель и остальные ей нравились. Я подумала, что в моей жизни уже нечего беречь, и выложила всё – про свой побег и рваные плакаты, про дурацкое собеседование, про привычку реветь по любому поводу, про неумение принимать подарки и радоваться доброму отношению, про желание откупиться и отработать, которое как будто родилось раньше меня, и ело лучше меня, и не сгинет, пока меня не убьёт. Лена вздохнула и сказала:

– Ты как мой Лёша. Тоже вечно ни вещь себе новую не купит, пока старая не развалится, ни еду новую не сделает, пока где-то есть старое засохшее. Он когда-то бутерброды делал, мне и себе, мы же оба кони, порции одинаковые по размеру. Я схватила ближайшую тарелку и пошла, а он меня за руку ловит, говорит: "Это моя, твоя вторая". А я говорю: "Какая между ними разница?", он мнётся и говорит, что огурцы с одной стороны пропали, он обрезал гнилое и себе остатки положил, а мне новый нормальный огурец достал. И так во всех вопросах. Донашивает за мной одежду, новую купили – не носит, мне суёт. Дождётся, пока я её затаскаю, а потом только соглашается взять, когда она уже выглядит так, как будто в ней ремонт делали. Я почитала, это из-за бедности, я много таких людей знаю. Знаешь, как вылечила? Сказала всё делать как для меня, чтобы было не важно, какую тарелку я возьму, они обе были годные. Стала брать все его вещи, не спрашивая, а если он начинал отбирать и говорить, что мне не надо такое старьё носить, я говорила, что ему тогда тоже это нельзя, и относила бомжам. В итоге у нас всё как бы моё, то есть, делается как для меня, самой офигенной богини, а получает он. Как будто он тоже офигенный. Поначалу это выглядит как бред, а потом привыкаешь, и уже гнилое не ешь, потому что это глупо – год есть как король, а потом вдруг вспомнить, что ты, оказывается, не достоин. Попробуй. Или способ номер два – представь, что ты – это не ты, а кто-то очень хороший и добрый, кто хочет тебе добра. Я так еду не доедаю. Знаешь, когда уже вроде как наелся, а на тарелке ещё что-то есть, и думаешь – съесть или не надо. Я всегда спрашиваю – буду ли я-завтрашняя рада этой еде больше, чем я-сегодняшняя? Если ответ "да", то я отдаю это недоеденное себе-завтрашней, удобно – и сегодня не пережрала, и завтра приятно. Особенно если забудешь, встаёшь, открываешь холодильник – а там еда, хоть две ложки, а так приятно. Или носки вечером на батарею положишь, утром встанешь наденешь, а они тёпленькие, думаешь – ну какой же я хороший человек, такое добро себе сделала, ну золото, а не Леночка, хоть расцелуй себя. Попробуй, это поначалу смешно, потом привыкаешь. И комнату если тебе хочется, обставь её для себя-завтрашней, как для кого-то другого, если нужен ребёнок, то придумай ребёнка, такого офигенного, как будто он достоин всего лучшего в мире, и обставь как бы для него, а живи сама. Вдвойне приятно – и комнату отхватила, и всех надула. Радость же?

– Радость, – кивнула я. – Пойду попробую.

– А я попробую поспать, чёт меня шатает уже. Убаюкала ты меня, как обычно. Давай, у меня и кони уснули, надо ловить момент.

– Спокойной ночи.

– Ага, и тебе. Давай.

Она отключилась, я посмотрела на её аватарку в спортивной форме, открыла настройки, добавила её в список офигенных людей, которых я всегда рада слышать. Вставила наушники, выбрала хорошую песню, достала всё, что нашлось в холодильнике. Приготовила два одинаковых бутерброда, и третий маленький, но по составу такой же – тестовый, чтобы убедиться, что точно вкусно. Надкусила тестовый, осталась довольна, оставшиеся два упаковала в плёнку и несколько раз поменяла местами, закрыв глаза. Подписала два стикера: "Для Васеньки :)" и "Для Анечки :)", приклеила, убрала в холодильник и пошла спать.

10. Подвести итоги

Утром я проснулась от того, что выспалась. Телефон показывал начало одиннадцатого, по ту сторону штор светило солнце, но по эту сторону было вполне комфортно, я могла бы поспать ещё, но через время поняла, что уже не усну – у организма был предел количества сна, которое он может в себя вместить, и я свой, похоже, исчерпала.

"Придётся вставать и как-то жить эту жизнь. Эх..."

Я пыталась иронизировать, чтобы поддержать сама себя, вспоминала Лену, у которой это получалось лучше всех, и заодно вспомнила о своём бутерброде, сделанном вчерашней мной для сегодняшней меня. Сначала стало очень приятно, потом резко стало тревожно – а вдруг с ним что-нибудь случилось?

Вроде бы, причин переживать на эту тему не было, но я их придумала очень быстро – ВэВэ мог случайно не заметить стикер и решить, что это для него, и забрать. Или он брал с полки свой, а мой случайно зацепил и уронил. Конечно, я его прощу, и мне будет не жалко, но я так переживала, как будто там мой лучший друг в холодильнике сидел, а не кусок хлеба с колбасой. Очень быстро дойдя до холодильника, я открыла его и выдохнула с невероятным облегчением, готовая обнять свой бутерброд просто за то, что он выжил и дождался. Взяла его с собой в ванную, поглядывала краем глаза, пока умывалась – он был в безопасности.