Нежная
Шрифт:
Он так вымотался за день, что хотелось доползти до кровати, даже не разуваясь, сбросить ботинки вместе со штанами, упасть лицом вниз и умереть до утра, но показывать свою убитую физиономию Анечке не хотелось, поэтому он дал себе пять минут, чтобы собраться и изобразить бодрость. Включил музыку, но сразу выключил – не вставляло. Достал телефон и убрал – не хотелось отвлекаться. Он вроде бы ничего не делал, но хотелось продолжить это ещё немного, просто побыть в этом ощущении. Оно было очень слабым, едва угадывалось, но всё же давало уверенность, что это очень важно, потому что это начало чего-то великого, как первый росток
"Странная штука. Мелочь, вроде бы. Но нет."
Было странное чувство, как будто внутри всегда горит свет, или как будто в кармане котёнок, во внутреннем, спит – никто его не видит, никто о нём не знает, но он там. Крохотный, тёплый, хрупкий, полностью зависимый, логично испуганный и нелогично надеющийся на заботу. Её было совершенно не жалко. Котёнок считал раем такой мизер, а взамен давал так много, что это было несопоставимо, и хотелось с радостью давать ещё больше, и ещё, и ещё. Эта радость расцветала внутри как цветок, который выглядел маленьким и невзрачным, пока не раскрылся, а потом из центра наружу отгибались всё новые и новые лепестки, превращая серый бутон в феерию красок.
От этой силы становилось страшно. Это ничего общего не имело с тем желанием впечатлить, которое одолевало его рядом с Роксаной, тогда он считал деньги и считал себя очень крутым, был готов тратить миллионы, но взамен хотел видеть определённый список пунктов, которые она была ему должна. А сейчас никаких списков не было, и богачом он себя не ощущал, и тратил как будто бы что-то такое, что давно копилось внутри, и что было легко отдавать, зная, что оно не просто растратится и исчезнет, а вложится во что-то долгосрочное, и обязательно отобьётся в тысячекратном размере.
"Или не отобьётся. Если не отобьётся, то что?"
Просчитывать варианты не было ни малейшего желания, у него был один, самый лучший, и остальные были не интересны. И была уверенность, которая опиралась на что-то, что было надёжнее любых гарантий, потому что он не видел этому края, оно уходило куда-то за грани осознаваемой вселенной, и состояло из чего-то прекрасного и цельного, без малейших примесей сомнений. Этому не находилось названия, но это было очень важно, и он ощущал себя просветлённым и избранным из-за того, что узнал и понял эту штуку, а весь остальной мир, который ещё не понял, хотелось считать глупым и ценящим совсем не то.
"Как это называется?"
Вопросы растворялись в сиянии и исчезали, ответов не было, он как будто отдавал вопросы, чтобы больше не беспокоиться о них, и получал освобождение, этого было достаточно.
"Надо подумать над этим... Или не надо?"
Зачем думать о том, что уже решено, было не понятно, но он к пониманию и не стремился, он просто избавлялся от вопросов, чтобы не носить их в себе.
"Надо купить цветы... Или нет?
А любит ли она цветы?
Что она вообще любит?"
Он ничего о ней не знал, и это приводило в ещё большее изумление, не понимание, как это вообще получилось, так быстро и так удачно сложилось, с первой попытки и сразу в дамки.
"Теперь главное всё не испортить. Как всё не испортить?"
Этот вопрос его тоже оставил, уплыл куда-то в сияние, расплавился там, и исчез.
"Надо выяснить, любит ли она цветы. Просто спросить."
Это был не вопрос, поэтому он не исчез, а превратился в идею. Он встряхнулся, потёр лицо, вытаскивая своё сознание из сна, в котором оно почти растворилось, достал телефон и набрал Мишу.
– Да?
– Не занят?
Друг фыркнул с удивлением:
– Ничёси, ты прямо интересуешься?
– Это не по работе.
– А что?
– Совет нужен.
– Я слушаю.
– Я начал встречаться с Аней Нежной.
– Да я уже догадался, сразу после того, как ты всю Москву проехал, как собака бешеная. И какой прогресс?
– Стремительный.
– Да ладно?
– Ага. Сам не ожидал. В данный момент мы как бы снимаем квартиру вместе, – он сам начал улыбаться от восхищения своей гениальной идеей, Миша уточнил:
– Твою квартиру?
– Да.
Миша рассмеялся, Великий изобразил гения, вынужденного творить в стеснённых обстоятельствах, и потому не перебирающего средствами выразительности:
– Хватит ржать. Не мог же я её просто к себе позвать жить, на второй день знакомства.
– А на съёмную можно?
– А мы её пополам снимаем, мы соседи.
Миша опять рассмеялся, неверяще спросил:
– Как ты её на это развёл?
– Ей надо было срочно съехать от родителей, я ей помог, потому что мне тоже стало срочно надо. Очень срочно.
– Красава, да... Умеешь. И как оно?
– Офигенно.
– Серьёзно?
– Сам в шоке. Ощущение, как будто камень с дороги подобрал, а это оказался бриллиант.
– Да ладно?
– Серьёзно. Или как будто подобрал в канаве котёнка страшного тощего, отмыл-накормил, и он вырос мифическим крылатым львом, и теперь он у меня дома живёт, единственный в мире. И я не могу никому рассказать, потому что мне никто не поверит, и меня упекут в психушку. Мне самому в это поверить сложно. Я не думал, что так бывает. Хожу в состоянии стабильного офигения уже третий день. Но круто, капец.
Миша медленно вздохнул, помолчал и сказал таким тоном, как будто уже вызывал психушку:
– М-да... И как, рекомендуешь?
– Если будет возможность – попробуй. Не пожалеешь.
– А как ты понял, что это оно?
Великий задумался, потом сказал так, как будто сам только что дошёл до этой мысли:
– А я не понял сразу. Но потом удивился, как можно было не понять, всё же очевидно. И быстренько прикарманил, чтобы не сбежала. И всё, сижу довольный.
– Круто.
– Теперь главное всё не испортить.
– А что, есть причины?
– Ну, так... Она из очень бедной семьи, и её там обижали. Она на какие-то элементарные вещи реагирует как на чудеса. Типа как ты когда-то.
Миша фыркнул:
– Это не она странная, это ты мажор просто.
– Я так и понял. Будут мудрые советы?
– Да какие с меня советы, я сам не эксперт. – Миша помолчал, потом вздохнул и сказал так, как будто это было сложно озвучить, но необходимо, во избежание куда более серьёзных сложностей: – Не суй ей свои деньги во все дыры в ответ на любую проблему, окей? Не все дыры можно заткнуть деньгами.