Нежность

прошу — не забудьте все же:

снегурочки здесь — при оружии,

деды-морозы — тоже.

АГРЕССОРЫ

На месте недавней высадки

интервентов — Плайа-Хирон —

кубинская молодежь устроила

необычную — я бы сказал —

праздничную «интервенцию».

Это был грандиозный празд-

ник народного просвещения.

Большинство участников

«интервенции» были девушки.

Интервенция!

Интервенция!

Вот подходит к берегу судно.

Там такие сидят интересные

интервенты,

что выразить трудно!

О, глаза их —

черные,

синие,

улыбающиеся,

грозя!

Все такие у них агрессивные,

хоть сдавайся им сразу —

глаза.

Брови девичьи грозно сдвинуты.

Как шагают —

смотри

не дыши!

Словно ружья,

на плечи вскинуты

здоровенные карандаши.

Истребители!

Истребители!

Интервенция продолжается!

Как стремительно,

как стремительно

над землею

они снижаются!

Облака проплывают айсбергами,

и, покой облакам даруя,

самолеты

книгами,

азбуками

землю Кубы

бомбардируют.

Жаль, что плохо могу —

по-испански.

Мне от этого просто больно.

Это —

я доложу вам —

экспансия,

Это —

я доложу вам —

бомбы!

Вся окрестность гремит оркестрами,

все готовы

и в труд,

и в бои...

Дайте я обниму вас,

агрессоры

удивительные мои!

СТИХИ О ФИДЕЛЕ

Я вам очень хочу рассказать о Фиделе.

Но сначала —

о том, как мы с другом глядели

возле Плайа-Хирон

на куски самолета,

и не скрою —

нам нравилась эта работа.

Ну а рядом солдаты похлебку варили,

пили сок ананасный

и так говорили:

«Разве мы не «любовно» встречаем друзей?

Бережем их останки.

Ну чем не музей!»

Я вам очень хочу рассказать о Фиделе.

Но сначала —

о странном, прекрасном виденьи,

городке для рабочих в Сант-Яго-де-Куба,

где модерные росписи,

клумбы

и клубы.

Можно это виденье потрогать руками —

ведь оно и со стенами

и с потолками !

И сказала одна негритянка:

«Мне странно,

как мы жили когда-то. 1

И вспомнить-то страшно.

Из обрезков железа и ржавых досок

были стены сколочены и потолок.

В сильный ливень

кровати по комнате плавали,

а на них ребятишки испуганно плакали.

Вот мой дом.

Ребятишки обуты, одеты.

Но тем более странно представить,

что где-то,

не на Марсе —

на этой же самой планете

еще плачут другие такие же дети.

Разве можно счастливой быть в доме своем,

если кто-то несчастлив на шаре земном?!»

Я вам очень хочу рассказать о Фиделе.

Но сначала —

о праздничном, буйном цветеньи,

захлестнувшем,

как море,

однажды меня

в Ориенте

на склоне палящего дня.

Подошел цветовод

и сказал:

«Мучо густам!»

Вы поэт?

Это схоже с нашим искусством!

Кто сказал, что цветы это штука ненужна*?

Знаю —

люди суровы,

но люди нежны.

Революции нужно,

конечно,

оружие,

но цветы революции

тоже нужны!»

Я вам очень хочу рассказать о Фиделе.

Правда, очень хочу рассказать,

а на деле

я опять и опять говорю о других,

бесконечно мне близких и дорогих.

Без людей умирает любая идея.

Жизнь людей —

это жизнь и бессмертье идей.

Как —

я вам ничего не сказал о Фиделе?

Ну так вот,

эти люди —

и есть Фидель!

АРХИВЫ КУБИНСКОЙ

КИНОХРОНИКИ

14 Калатозову

В ручки кресла вцепился я.

Кинохроника веку не льстит.

Кинохроника,

ты судья,

и экран —

обвинительный лист.

Возникает прошлое вновь,

как еще не зажившая рана.

В темном зале молчание.

Крон*.

мерно

капает

с края

экрана.

...Куба,