Нежность
Шрифт:
Куба,
тебя предают,
продают,
о цене не споря,
и с поклоном тебя подают
на подносе Карибского моря.
Как под музыку, лгут под лесть,
и обманам не видно конца.
Появляется новый подлец
вместо свергнутого подлеца.
Плачут женщины,
небо моля.
Все во мне звенит и пульсирует,
и в гудящий экран
меня
это
катапультирует!
С вами я,
молодые борцы!
И, полицией проклинаемый,
я швыряю бомбы в дворцы,
я разбрасываю прокламации.
Я боями и морем пропах.
Я на «Гранме» с Фиделем выруливаю,
и солдат Батисты
в горах
я с Раулем
подкарауливаю.
И рука коменданта Че
чуткой ночью во время привала
на моем задремавшем плече
у костра отдыхает устало.
Самолет на прицел я ловлю.
Вот он близко.
Вот он снижается.
Бью в него.
Я сражаться люблю!
Не могу созерцать,
как сражаются!
Я хочу быть большим,
бушующим,
до последней пули держаться,
в настоящем сражаться
и в будущем,
даже в прошлом —
и то сражаться!
Не по мне —
наблюдать извне.
Пусть я вскормлен землею русскою,
революция в каждой стране
для меня —
и моя революция!
И, ведя коня в поводу
на экране, дрожащем от гуда,
я по Сьерра-Маэстра иду,
безбородый кубинский барбудо.
Мне ракетой гореть —
не сгорать,
озаряя собою окрестность,
воскресать,
чтобы вновь умирать,
умирать,
чтобы снова воскреснуть!
Мне стрелять,
припав за пласты
моей тьерры,
войною изрытой...
Кинохроника,
ты прости.
Из меня —
никудышный зритель.
клопы
У кубинского МИДа —
очередь.
Очень красочная она!
Коммерсант,
багровый как окорок,
и сюсюкающая жена.
Заведений владелицы пышные,
попик,
желтый словно грейпфрут,
все здесь бывшие,
бывшие,
бывшие,
все бегут,
все бегут,
все
бегут.Вижу лица,
изобличающие
то, что совесть у них нечиста.
Жалкий вид у вас,
получающие
заграничные паспорта.
В двери лезете вы чуть не с дракою,
так, что юбки трещат и штаны.
Ьыло время —
когда-то драпали
точно так же из нашей страны.
Тем, кто рвется в Америку с жадностью,
ни малейших препятствий нет,
и безжалостное —
«Пожалуйста!» —
вот рабочей Кубы ответ.
И народ говорит:
«Что печалиться,
видя рвение этой толпы?
Дезинфекция облегчается,
если сами
бегут
клопы!»
РУССКОЕ
ВМЕШАТЕЛЬСТВО
Много мы слышим ругани
от всяческого дерьма:
«Вмешиваются русские
во внутренние дела».
Привыкли мы к этим шпилькам.
Презрения к ним не тая,
посвистывающим Уленшпигелем
по Кубе странствую я.
На вертолете, на «виллисе»,
на прыгающем катерке...
Все-то мне надо выяснить
с карандашом в руке.
Сколько бесценного, важного
записано на листках!
Но дела не карандашного
хочется мне — и как!
Во все мне вмешаться хочется.
Вы слышите — господа!
Вижу я, как ворочается
в плавильнях Моа руда.
175
ВЗРЫВЫ НА КУБЕ
В самом центре Гаваны —
взрыв,
и осколки —
звездная полночь,
и по улице,
грозно взвыв,
белым призраком —
скорая помощь.
И, как скорая помощь, туда
переулками
и площадями
нарастающая толпа,
рассекая
огни
локтями.
Кто же в этой толпе?
Это те,
кто едины в своей правоте.
Это пекарь.
Сапожник.
Рыбак.
Все спешат отвести беду,
и, шумя,
паруса рубах
раздуваются на бегу.
Все бегут.
Кого только нет!
Вот я вижу фабричных девиат.
Вот знакомый кубинский поэт —
из кармана стихи торчат.
Кое-кто говорит, что толпа
непременно тупа и глупа,
что поэту большому грешно
быть душою с толпой заодно.
Я не знаю —
он прав или нет.
Может, я небольшой,