Незримые тени

Когда это случилось, потянуло долгожданным теплом. Помещение нагревалось: теперь он мог скинуть куртку.

На одном столе лежали журналы, книги и приборы, а на другом расставлены банки, колбы, ящички. Не терпелось закончить один безобидный опыт, но нужно было сперва заполнить журнал. Деметрий не позволял себе проводить такие опыты, которые бы повредили маяку.

Он поднялся по узкому трапу, откинул люк и оказался в фонарной. Лампа работала исправно. Огромная и горячая, она вращалась в одинаковым ритме, бросая то свет, то тень на пол, стены и потолок. В темноте трудно было разглядеть что-либо, кроме мгновения, когда рассеянный поток яркого луча вырывал из черноты скалы, лед, темную поверхность океана и проплывающие порой айсберги.

Интересно, кто бы занял должность смотрителя, если бы он отказался? И где были бы они сейчас? Какой дом стал бы их убежищем?

День, когда они с отцом поднялись сюда, в самое сердце маяка, навсегда врезался ему в память.

– Запомни, – сказал тогда Петер, – от тебя будут зависеть чьи-то жизни там, в темноте. Капитаны кораблей будут всматриваться во мрак и искать огонек. Бледный, мерцающий. Для идущего судна это луч надежды и спасения, который ты направишь для него. Главное, никогда не дай ему погаснуть. Маяк должен светить от заката до рассвета. И это непреложная истина, уяснил? Может, и трудно придется, но я вижу, что ты крепкий по натуре. Справишься.

Не обошлось без некоторой волокиты с бумагами. Из морского ведомства прислали чиновника, который долго расспрашивал Петера о его преемнике, а затем настал черед разговора и с самим Деметрием.

Чиновник был строг и решителен, но отчего-то проникся доверием к молодому пареньку, а с Петера взял расписку, что тот обязуется обучить сына основам навигации и оптики, а также прочим премудростям.

– Жаль, что не моряк, как отец, – подытожил чиновник, однако подпись свою поставил.

В такой непростой работе смотрителю желательно было иметь помощника, и какое-то время Деметрий исполнял эти обязанности, пока не настал тот час, когда он подписал контракт, чтобы взять на себя полное управление маяком.

Он знал, что многие смотрители маяков беспробудно пьют, особенно если им случалось оказаться вдали от людей. Порой это приводило к печальным последствиям. Вот и его отец любил приложиться к бутылке. Деметрий помнил стойкий запах рома, что исходил от отца вперемешку с запахом табака.

Помнил и то, что избавило Петера от алкогольного пристрастия. То, что тот воспринял, как чудо небесное, а уж для жителей города само добровольное отрешение смотрителя от рома тоже стало своеобразным чудом.

София…

София?!

Едва он подумал о сестре, как предчувствие какой-то беды накрыло его тяжелой волной. Он отложил журнал и встал с табурета, вслушиваясь. Сквозь завывание ветра и гул, рождавшийся в маяке от движений лампы и сквозняков, расслышал, как хлопнула входная дверь.

В горле пересохло.

Деметрий выглянул на лестницу. Там уже поднималась фигура, закутанная в широкое пальто с капюшоном. Это была женщина. Он понял это по ее движениям. В руках она держала что-то, завернутое в большой лоскут ткани или платок, и нельзя было понять, что именно, пока женщина не вступила в круг света и обомлевший Деметрий узнал ее.

Сестра держала и покачивала на руках спящего ребенка. Она напевала колыбельную и двигалась как можно тише, видно для того, чтобы не потревожить дитя.

Деметрий стоял, как вкопанный, глядя, как София, засыпанная снегом, приподнимает капюшон и прикладывает палец к губам, призывая его к молчанию.

– Тсс, – произнесла она шепотом. – Вера уснула только что. Она ни за что не соглашалась лежать в кроватке, а потому мне пришлось ее убаюкать.

София выглядела очень спокойной, на лице отражалась лишь загадочная полуулыбка.

Он посторонился, пропуская сестру в комнату, с большим трудом стараясь не терять самообладания. София настороженно посмотрела на него.

– Ты ведь ничего не имеешь против, что мы пришли? – уточнила она, будто происходящее было в порядке вещей.

Деметрий принял как можно более расслабленный вид, хотя уже почувствовал, что это не к добру.

– Конечно, нет. Я немного смущен, решил, что вы уже легли спать. День был довольно утомительный.

– Это верно.

София огляделась.

– Прости, тут толком и присесть-то негде. Есть табурет, хотя и не слишком удобный.

– Это ничего, брат. Мы постоим. Она очень легкая. А я сильная.

Тон ее был ровный, как гладь озера в безветренный день.

Деметрий подошел ближе, протягивая руки.

– Не сомневаюсь. Но давай-ка я ее подержу. Ты устала.

София прижала ребенка к себе и приняла угрожающий вид.

– Нет.

И добавила, уже мягче.

– Благодарю, дорогой. Но это мой ребенок. Понимаешь?

Холод, который образовался у него где-то в животе, стал растекаться по телу, будто начал таять кусок льда, превращаясь в ручейки холодной воды. Лучше было сохранять спокойствие, хотя, видит Бог, это давалось ему с трудом.

Он отчетливо ощущал, что сейчас происходит что-то очень страшное, и это невозможно будет исправить никакими усилиями. Но вдруг еще не слишком поздно?

Деметрий постарался заглянуть за барьер, что сестра воздвигла между ними. Она оказалась очень сильной. Он и не предполагал, что настолько.

София ввела его в заблуждение, ловко и просто, впрочем, как и других. Но если другие были обычными людьми, то как он мог не заметить?

Жалкий слепец.

Деметрий чуть не застонал, проклиная собственную недальновидность. И, конечно, она сразу это поняла и мгновенно сбросила маску.

– Решил, что я соглашусь на меньшее, чем заслуживаю? – с легким презрением произнесла она. – Уж от кого, а от тебя я не ждала ничего подобного.

– София, прошу…

– Не проси того, чего я не смогу тебе дать.

Он вымученно посмотрел на нее.

– О чем ты?

Сестра стояла перед ним, крепко держа спящую дочь. Ее лицо пылало.

– Я давно разгадала твой секрет. Еще девочкой догадалась, что за «ангел» являлся ко мне. Да, я слышала тебя, позволяла говорить со мной, и ты был мне дорог, пока находился на моей стороне…

– София, – потрясенно выдавил он. – Я всегда занимал твою сторону. И мне весьма досадно и горько осознавать, что ты не признаешь этого. У меня нет и не было никого, дороже тебя. Зная это, ты бросаешь мне такие обвинения?

Она усмехнулась.

– Как же тебя это задело, подумайте только… Вспомни, как ты сбежал после моей свадьбы.

Он покачнулся.

– Тебе было не до меня. Я решил, что так лучше.

– Хм, – она чуть склонила голову, задумавшись, а затем ее лицо приобрело растерянное выражение. – Не могла подумать, что ты настолько привязан ко мне. Но я не считаю себя виноватой!