Незримые тени

И уже ночью, засыпая в объятиях Ханны, слушая ее ласковый голос, он убедился в правоте своих действий.

С этой женщиной он обретет свой новый дом и покой. Она ни разу не бросила ему вызов, и он благодарен за то, что уважает в нем мужчину. Антоний чувствовал себя счастливым. К тому же, Ханна пообещала помочь с выплатой нового кредита, который он взял в банке. Раньше он бы никогда не позволил себе взять деньги у женщины, но она уверила его, что эта сумма станет частью ее приданого и кроме того, ей очень хочется внести свой вклад в процветание их фермы.

Она сумела так мягко и деликатно объяснить свою позицию, что он сдался. Самое удивительное: не осталось неприятного ощущения на душе, как это случилось после ужасного пожара на конюшне.

Тогда София заставила его взять деньги, которые, к слову, он так и не вернул. Теперь он непременно отдаст долг, чтобы не было основания упрекнуть его.

Когда Антоний увидел черное от побоев лицо Ханны, то испытал несколько чувств одновременно: боль, страх, гнев, а еще невообразимый стыд от того, что мать его детей способна на подобную жестокость.

Первой мыслью было наказать Софию, преподать урок, но он сдержался. Как бы ни было мучительно смотреть на опухшее лицо бедной Ханны, плачущей от унижения и обиды, он не смог бы сделать то же самое с женой. Во-первых, он не бил женщин. Даже если бы дошло до этого, она бы отделалась парой оплеух, а он потом бы испытывал муки совести. Разве можно сравнить мужскую силу и женскую?

Во-вторых, и он боялся себе в этом признаться: София еще имела над ним определенную власть. И стоит ему оказаться рядом, особенно в гневе, а ей поднять на него свои бессовестно прекрасные глаза, как он забудется, тогда все пойдет прахом. В-третьих, в глубине души, он, хоть и был шокирован и потрясен действиями Софии, испытывал подобие гордости.

Она бросилась на соперницу, пренебрегая принятыми в обществе законами, сражаясь за то, что принадлежало ей. Ему было тяжело в этом признаться, но он чувствовал к ней некое уважение. Эта женщина подобна стихии, прекрасная, но пугающая. И он не в силах совладать с ней.

Нет, нет. Хватит с него.

Придется еще выдержать несколько стычек с женой, и для этого ему понадобится вся воля. Как бы он ни раздражался, его ни в коем случае нельзя заподозрить в том, что он может ее ударить. Все-таки обманутой оказалась София, и от него зависит, что о нем станут думать горожане и, главное, судья.

Если все пойдет не так, как он задумал, Софии придется коротать свои дни в лечебнице для душевнобольных, пусть это весьма прискорбно. Он сумеет доказать, что именно признаки невменяемости жены толкнули на путь измены. В выигрыше будет он, а не она.

В усадьбу Антоний вернулся после полудня, поднялся в комнату жены, но нашел только горничную, занимавшуюся уборкой. На вопрос хозяина та ответила, что София в саду на прогулке.

Начало декабря принесло с собой первый снег. Стоял легкий мороз, отчего деревья и остатки травы покрылись белым тонким налетом, поблескивающим на солнце. Примерзшая трава, листья и мелкие веточки хрустели под ногами. Яблоневый сад стоял в оцепенении. Там, между голыми деревьями, он и нашел Софию.

Она повернулась к нему, заслышав шаги, и мужчина непроизвольно застыл, глядя на ее лицо с розовым румянцем. Одежда и прическа удивительно шли ей, подчеркивая природную красоту. Она не была похожа на ту, от которой хотелось бежать куда глаза глядят.

Жена непринужденно улыбнулась, будто ничего и не произошло, приветливо поздоровалась и завела разговор об урожае яблок. Антоний слушал ее смех, такой знакомый, радостный, и не мог взять в толк, что ему привиделось, а что приключилось на самом деле.

София заботливо спросила о детях, подводя к тому, что, несомненно, они правильно поступили, отправив их жить к тете Агате, и постоянно извинялась за свое ужасное поведение. Ей очень стыдно за то, что она выставила себя посмешищем и напала на Ханну. И просит Антония передать слова раскаяния бедной вдове, пусть та и не хочет ее видеть.

– Знаю теперь, что я не права, – произнесла она своим прежним голосом, грудным, но очень нежным. – Думала обо всем этом всю ночь, и мне понятно, что как прежде уже быть не может.

В ее глазах виделась одна покорность. Антоний мог бы в этом поклясться. Потеряв самообладание, он всматривался в черты такой знакомой ему женщины, пытаясь обнаружить обман, но не находил.

– Что-то в тебе изменилось, София, – ответил он, – но в любом случае это к лучшему. Очень рад, что ты прислушалась к моим словам. У меня будто камень с души свалился. Тебе лучше, как я погляжу?

– О, – сказала София, искренне улыбнувшись, – намного. Знаешь, я молилась несколько часов подряд, и какое-то озарение нашло на меня. Стало легко и спокойно.

– Вот как.

Первым порывом было приобнять ее, но он тут же одернул себя. София смотрела доверчиво, как ребенок. Все в ее облике казалось чистым и воздушным, как прохладный воздух, которым они дышали. И она словно была создана из этого воздуха, какая-то неземная и чудесная.

Антоний невольно залюбовался ею.

«Что за наваждение», – мелькнуло у него. На всякий случай мужчина чуть отошел в сторону и принялся наблюдать за воробьями, что прыгали с веток яблонь на землю и обратно.

Он бросил быстрый испытующий взгляд на нее.

– Должно быть, лечение дало свои плоды, – заметил Антоний. – Все это время Деметрий находился рядом и очень переживал за тебя. Я не слишком разбираюсь в том, что именно он делал, но, к счастью, это помогло. Он действительно гениальный врач. Вынужден признать.

– Верно. Он лучший из всех, о ком мне доводилось слышать. Деметрий всегда был таким с самого детства, всегда рядом, готовый на все ради меня. И сейчас он спас не только меня, но и всех нас.

– Безусловно, – согласился Антоний. – И я бесконечно ему признателен за это.

Они снова замолчали, думая каждый о своем. Молчание первым нарушил Антоний.

– Итак, ты согласна на развод и на мои условия?

– Это так. Я уже сказала, что для меня это очевидно. Жаль, что из-за моих нервных срывов пришлось принимать подобные решения. И, конечно, бедным детям не следовало всего этого видеть.

Ее голос задрожал. У нее был вид маленькой испуганной девочки.

Антонию верилось с трудом, что еще недавно она смотрела на него как разъяренная фурия и хотела, словно дикое животное, вцепиться в него когтями. Ему снова захотелось обнять ее и утешить. Как же все-таки она прелестна!