Незримый гений

На протяжении ее длинного монолога Карлотта скорчила рожу и захлопнула дверь.

— Да, да, теперь можешь перестать. Я понять, я понять. Ты уже меня утомить, — сказала дива, плюхнувшись на стул и принявшись открывать коробки, чтобы проверить туфли.

Притянув второй стул, Брилл благодарно упала на него, радуясь отдыху от бешеного темпа театральных приготовлений. Подняв руку, чтобы вновь дернуть за косынку на волосах, она пропустила испытующий взгляд Карлотты поверх обувных коробок. Дива медленно отпихнула коробки и сложила руки на коленях.

— Почему ты покрывать волосы такой образ?

Захваченная вопросом врасплох, Брилл отдернула пальцы.

— Хмм?

Указав на собственную корону темных кудрей, Карлотта повторила:

— Почему… ты… покрывать… волосы… такой… образ?

— Ни почему. Просто чтобы не мешались, — увильнула от прямого ответа Брилл, впервые заскучав по кусачему парику, который носила раньше.

— Из-за этого ты выглядеть как служанка.

Сладко улыбнувшись, Брилл выпрямилась.

— Что ж, в этом есть смысл, учитывая, что я работаю на вас.

Сверкнув насмешливой улыбкой, дива подперла подбородок ладонью.

— Это правда. Ты забавная… э… человек. Я рада, что ты вернуться. — Брилл удивилась этому неожиданно честному заявлению, и ее улыбка слегка поблекла, но не успела она ответить, как Карлотта быстро продолжила: — Когда ты пропасть, некому было носить мой вещи.

Со смехом покачав головой, Брилл закатила глаза.

— Да, как это, наверное, было для вас ужасно. Некому было носить ваши вещи или предсказывать будущее. Кстати говоря, с тех пор как я вернулась, вы еще не просили меня раскинуть карты.

Пожав плечами, Карлотта поднялась на ноги и подхватила со стола маленький ридикюль.

— Ах, может, последнее время я не настолько об этом волноваться. Я осознать это, когда услышать, что тут шастать Кристина.

— О?

— Да, я осознать, что она никто, а я по-прежнему здесь, и люди по-прежнему приходить, чтобы увидеть меня, — беззаботно резюмировала Карлотта.

— Что ж, это весьма мудро с вашей стороны, — пробормотала Брилл из-под руки, пытаясь приглушить прорывающийся смешок.

Глубокомысленно кивнув, Карлотта направилась к двери.

— Теперь ты пойти со мной. Мы должны забрать мое платье для маскарад. Мне пришлось отослать его, потому что местный портные могли его испортить.

Вздохнув, Брилл устало ссутулилась.

— Почему я должна идти с вами? Я только что таскала ваши священные туфли по всему оперному театру!

Остановившись на пороге, Карлотта удивленно задрала брови.

— Ты должна идти со мной, потому что я намереваться купить тебе новый парик, и ты должна быть там, чтобы он сел как следовать.

Брилл потрясенно приоткрыла рот.

— …Зачем бы мне мог понадобиться парик?

На лице дивы медленно расплылась понимающая улыбка, осветив ее темные глаза редким для нее весельем.

— Что? Ты думать, я не знать, что ты всегда покрывать свои волосы? Я всю жизнь провести в театре. Я узнавать парик, когда видеть его. И еще я знать, что теперь ты пользоваться этой уродливой лохмотья, — сказала она, указав на темную ткань, повязывавшую волосы Брилл.

Захваченная врасплох явной филантропией Карлотты, та несколько секунд, моргая, таращилась на величественную женщину. К щекам Брилл медленно приливала краска, заставив ее лицо ярко заполыхать от смущения.

— О нет… вам необязательно это делать. Это не особенно важно… Я…

Нахмурившись, Карлотта звучно стукнула каблуком по полу.

— Ты лгать. Если бы это быть не важно, ты бы не прикрывать свои волосы. А теперь ты пойти со мной, потому что я так сказать! — Крутанувшись вокруг своей оси, дива открыла дверь и демонстративно вымелась в коридор, не потрудившись обернуться, чтобы проверить, следует ли за ней Брилл.

Торопливо встав, та поспешила за своей работодательницей. Поравнявшись с Карлоттой, Брилл слабо улыбнулась.

— Что ж, полагаю, мне стоит поблагодарить вас. С вашей стороны было очень мило предложить…

Махнув рукой едва ли не в лицо Брилл, Карлотта оборвала ее.

— Чшшш, прекрати. Меня просто раздражать, когда меня сопровождать такой рваный вещь. Ничего более…

— Угу… — пробурчала Брилл с понимающей усмешкой, ничуть не поверив в надменное безразличие, с которым певица продолжала к ней обращаться. Шагая рядом с Карлоттой, которая влетела в группу рабочих, она впервые за день ни о чем не беспокоилась, и потому в ее голове завертелись отвлеченные мысли. «Интересно, чем он сегодня занимался?» — со вздохом подумала Брилл. Несмотря на то, что она изо всех сил старалась это предотвратить, последние действия Эрика поразили ее в самое сердце, взбудоражив чувства так, словно тот накачал ее ядом. В некотором смысле Брилл скорее предпочла бы открытое столкновение: она могла совладать с его гневом, но что делать с тихим раздражением и невысказанными тревогами она не знала. Боль, которая становилась все более и более знакомой, проникала в ее сердце; Брилл хотела помочь Эрику, но понятия не имела, как это сделать.

«Надо вытащить его достаточно надолго, чтобы поговорить. Богом клянусь, в эти чертовы тоннели я в одиночку больше не сунусь. — Терзая зубами нижнюю губу, Брилл едва замечала происходящее вокруг, следуя за импозантной фигурой Карлотты. Она не осознавала этого, но ее страхи сами собой начали проникать сквозь выставленные внутри разума границы. — Возможно, он понял, что это не то, чего он ожидал. Я не должна была давить… надо было радоваться дружбе. Но я не была бы счастлива этим подобием жизни. А теперь… возможно, теперь он дал задний ход. Прошло уже два дня, а я его почти не видела, не то что говорила… он не касался меня два дня…»

Крепко прикусив губу, Брилл силой вынудила этот мрачный, сомневающийся голос заткнуться. «Бесполезно лишний раз размышлять об этом. Мне следует просто встретиться с проблемой лицом к лицу. Однажды я прижму его к ногтю и заставлю сознаться, что его беспокоит». Почувствовав себя немного лучше, она расправила плечи и безмолвно последовала за Карлоттой через одну из боковых дверей Оперы.

*

Угрюмо сгорбившись на штабеле из рулонов светлой ткани, того самого материала, который после окраски превращался в театральные задники, Эрик мрачно пялился в стену напротив. Он не осмелился занять свое обычное местечко прямо над сценой из страха, что в связи с возросшей активностью кто-нибудь может его застукать — и он знал, что будет, если это случится. Толпа с факелами. Поэтому последние несколько дней он прокрадывался самыми глухими закоулками закулисья, держась поближе к теням и подальше от шума и света рабочих бригад. Это были паршивые два дня.

Эрик так привык общаться с людьми, наблюдать за чужой жизнью, протекающей под его ногами, что, лишившись этого, испытал внезапное и жестокое потрясение. Из-за этого он чувствовал себя странно пустым, словно умирающим от голода, который не в состоянии утолить. Эрик с испугом понял, что в нем клубится одиночество, и это открытие послало его мысли в еще более глубокий штопор.

За все годы одинокой и по большей части незаметной жизни в Опере он ни разу не испытывал этой новой жалящей боли. Он всегда находил чем заняться, чему поучиться, и никогда не делал достаточно долгую паузу, чтобы всерьез задуматься о собственном одиноком существовании. Он никогда не ощущал раздражающего родства с другими обитателями театра, которое теперь, кажется, терзало его каждым миг. Было так легко смотреть на них сверху вниз с известной долей отвращения. Тогда он был отделен от рода людского, был лучше, чем многочисленные и ограниченные массы человечества, высоко возвышался над остальными, крадясь в ночи и создавая музыку, которую никто даже не мог мечтать превзойти.