Незримый гений

========== Глава 14: Ученица и учитель ==========

Эрик тихо сидел в библиотеке, тщетно стараясь занять себя хорошей книгой. Но пока что потерпел в этом деле полное фиаско. Лучи бледного зимнего солнца косо падали в окно слева, обдавая теплом его лицо и освещая страницы раскрытой на коленях книги. Эрик тоскливо вздохнул, со стуком захлопнул книгу и отложил ее на стол рядом с собой.

Постукивая пальцами по подлокотнику, Эрик медленно оглядел комнату — в сотый раз за сегодня. Библиотека, как и остальной дом, была уютной и прекрасно обставленной. Каждая вещь в комнате явно была отобрана с особым тщанием и показывала хороший вкус владельца.

Книжные полки усеивали разрозненные безделушки из разных стран: восточный дракон из нефрита гордо соседствовал со свирепой африканской маской, и Эрик был уверен, что в одном из углов разглядел высушенную голову. Затейливые персидские ковры лежали на отполированном до зеркального блеска паркете, приглушая все звуки из остальной части дома и придавая комнате необычайное ощущение изолированности. Мебель была на удивление простая, лишенная всяческих в последнее время вошедших в моду легкомысленных украшений, и, несмотря на скромный гладкий вид, выглядела, тем не менее, элегантно. Эрик был уверен, что к строгому, хотя и эксцентричному интерьеру дома приложил руку не кто иной, как его очаровательная хозяйка. По-видимому, эта женщина была не в состоянии делать что-либо тривиально.

Да, библиотека была прекрасным местом, чтобы побыть одному; по этой причине она стала его излюбленной комнатой. Будучи человеком, привыкшим к одиночеству, Эрик был раздражен тем, что внезапно оказался вовлеченным в запутанные взаимоотношения семьи Донован/Синклер. Он чувствовал себя, как рыба, вытащенная из воды.

Брат и сестра были друг другу полной противоположностью — Коннер, в мгновение ока переходящий от вспышек ярости к покладистым улыбкам, и Брилл, безмятежная и холодная, как озеро в горах — пока что-нибудь не разбивало эту ледяную невозмутимость, обнаруживая кипящую под ней страсть. Их антагонистические натуры часто заставляли то одного, то другого разражаться потоками брани. Ссоры вспыхивали между ними по два-три раза на дню, и все же казалось, что ни один из них по-настоящему не злился на другого. Эрик пришел к выводу, что стычки были для брата и сестры скорее любимой забавой, чем реальным выражением обиды или ярости. Проще говоря, эти люди были абсолютно сумасшедшими.

Куда хуже, нежели постоянные стычки между Коннером и Брилл, были часто проявляемые ими неожиданные демонстрации расположения. Эрик никогда не имел дела с людьми, которые были бы более откровенны в проявлении нежности. Каждый поцелуй в щеку и шутливый шлепок, которыми они награждали друг друга, лишь помогали ему яснее понять, как на самом деле ведут себя люди, живущие одной семьей, — и сколь многого он был лишен в своей жизни. Боже, как Эрик тосковал по таким простым контактам, как прикосновение руки к его плечу…

«Или легкое, мягкое давление тонких пальцев, касающихся моей нижней губы, пока взгляд ласковых серых глаз сосредоточен на моем подбородке, с которого эти пальцы стирают кровь». Эрик вскочил на ноги, придя в замешательство от непрошенной мысли, вдруг возникшей у него в голове. Прошло пять дней с того вечера, когда Коннер проник в дом; синяки от их первой встречи поблекли и стали бледно-желтыми. Прошло пять дней с того момента, когда Брилл нежно оттирала своим носовым платочком кровь с его лица, и Эрик до сих пор не мог перестать думать об этом.

Потрясение от ее случайного прикосновения все еще звенело в его крови всякий раз, когда он смотрел на нее. Участки кожи на его подбородке, которых касались пальцы Брилл, все еще горели. Эрик подозревал, что девушка не представляет, какую власть имело ее небрежное поглаживание. В любом случае, он ненавидел ее за это — ненавидел за ее не требующую ухищрений красоту и нечаянную чувственность.

Эрик не знал женской ласки, пока не встретил Кристину. Вначале их взаимоотношения были лишь отношениями наставника и ученицы. Она и не знала его настоящего — Эрик был ее ангелом, и в то время ему это нравилось. Но однажды все изменилось, однажды он посмотрел на свою юную ученицу и был сражен — оглохший, ослепший и онемевший от того, что увидел.

Лицо Кристины светилось свежей и юной девичьей красотой: лицо, резко контрастирующее с темной и понимающей глубиной глаз цвета корицы. Она была девушкой, которая знала о своей красоте, притягивающей мужские взгляды. Теперь Эрик знал: какой-то тайной частью своей души Кристина стремилась к этому вниманию, потому что она ужасно скучала по когда-то дарованной ей отцовской любви. Эрик долгое время заменял ей отцовскую фигуру, но в конечном счете не мог не обратить внимание на прекрасную девушку, в которую превратилась его ученица.

Когда этот день настал, когда Эрик взглянул на Кристину как на женщину, то со всей потрясающей до глубины души очевидностью понял, что его жизнь только что бесповоротно изменилась из-за одной этой худенькой девушки. Ах, как он ее любил, как желал ее. «А теперь все кончено. Хватит думать об этом, словно какой-нибудь сраженный любовью молокосос. Надо было догадаться, — горько подумал Эрик, меряя шагами комнату. — Монстрам не суждено быть любимыми. В реальном мире Красавица никогда не выберет Чудовище».

И даже сейчас, после всего, что случилось, его сердце бунтовало против этого факта. И Эрик помнил огонь, запылавший в его крови от прикосновения обшитого кружевом платка, от взгляда добрых серых глаз.

Он резко встряхнулся, сбрасывая нежелательные мысли. Будь он проклят, если вожделение вновь застит ему глаза. Будь он проклят, если позволит еще одному легкомысленному женскому сердцу отвергнуть себя, погрузив в персональный ад, в место, где солнце сжигало дотла, и он, крича, лежал во тьме.

Эрик оскалился и подошел к двери, неистово толкнул ее, не в силах больше оставаться в тишине библиотеки. Пока затухал отзвук дерева, треснувшегося о дерево, его чувствительные уши сосредоточились на доносящихся нотах фортепианной музыки. Точные и уверенные ноты выдавали умелую и опытную руку, хотя в некоторые моменты проскальзывала фальшивая нота, заставляя его морщиться.

— Странно… — пробормотал Эрик себе под нос, нахмурив темные брови. — По-моему, Брилл сказала, что ее не будет до конца дня. А ее братец-фигляр все еще пытается устранить разрушения после сегодняшнего утра.

Брилл сказала что-то о выполнении своего долга в близлежащей больнице ветеранов и ушла рано утром, оставив хозяйство на Коннера. Решение, которое в очередной раз заставило Эрика всерьез усомниться в ее здравом уме.

Как только ее беловолосая головка исчезла за дверью, в доме воцарился полный хаос. Эрик ошеломленно наблюдал, как визжащая Ария выбегает из двери гостиной с рыхлой пачкой бумаги, зажатой в крохотном кулачке над головой. Когда девочка проносилась по коридору, листы бумаги вылетели из ее руки и рассыпались по полу, отмечая ее путь подобно следу из хлебных крошек. Секунду спустя следом промчался Коннер, вопя что есть мочи и пытаясь выхватить бумагу из ее рук, — но запнулся о собственную ногу и загремел на пол лицом вниз. Хохочущая Ария сбежала в следующую комнату у него под носом, пока тот поднимался на ноги.