Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido)

Кое-кому из наседавшей толпы удалось перескочить через лежащих на асфальте, но спотыкались другие, размахивали руками и падали. Высокий тучный детина, пытаясь обогнуть груду копошащихся тел, наткнулся на брандмейстера, когда тот уже почти было встал на ноги. Удар коленкой в грудь снова уложил пожарника. Четыре пары ног прошлись по его форменной одежде. Почувствовав боль в ребре, он попытался крикнуть, но в открытый рот хлынула вода. Охваченных паникой помощников брандмейстера будто ветром сдуло. Те, кто стоял ближе к тротуарам, бросались в сады, подъезды, врывались в дома.

Минуты через две самолет уже был далеко, улица представляла собой странное зрелище: ползущие неизвестно куда черные фигуры, дергавшиеся в странных конвульсиях люди, стоны, крики. И надо всем этим грохот взрывов.

Брандмейстеру удалось доползти до тротуара. Пожар, несмотря на непрекращающийся дождь, не только не затихал, а наоборот, разгорался все больше и больше. Повернувшись на бок, брандмейстер посмотрел в небо, вытянул из кармана платок и, обтерев лицо, позвал:

— Сержант Луис!

Послышался слабый голос. Затем стон подползавшего к нему человека.

— Ранен при исполнении служебного долга, — залепетал сержант Луис.

— В других местах загорелось, — сказал брандмейстер.

Сержант, подняв голову и увидев все небо в огне, простонал:

— Воздушный налет.

Брандмейстер дышал тяжело. Грудь сжимало, ноги ломило так, будто по ним прошлись гусеницы танка.

— Сержант!

— Слушаюсь, начальник.

— Двигаться можешь?

— Думаю, что да.

— Включи автомобильную сирену.

Сержант поднялся, расправил плечи и, покачиваясь, побрел к машине. Откуда-то выскочил невысокий человечек в форме пожарного. Не добежав до брандмейстера, он резко повернулся, но, споткнувшись обо что-то, зашатался и, уже падая, крикнул:

— Начальник! Взорвали казарму, начальник! — Подползая ближе, он завопил: — Бомба! На нас бомбу бросили!

Взвывшая сирена заглушила остальные звуки и слова примчавшегося карапуза-пожарника тоже.

Сержант порывался приблизиться к своему коллеге, помочь ему, но мостовая была такой скользкой, что, сделав три-четыре шага, сержант Луис отказался от затеи.

Вылетевший из-за угла грузовик «пежо», не притормаживая, круто свернул вправо, его занесло, и он левым колесом переехал лежавшего на мостовой пожарника. Что произошло дальше, сержант помнить не мог по той простой причине, что его самого приподняло бампером и отбросило к месту, где лежал наблюдавший эту сцену брандмейстер.

Потерявшая управление машина ударилась в автопомпу и загорелась. Пламя тут же перекинулось на машину пожарников. Из кабины «пежо» при ударе вышвырнуло человека. Он свалился на мостовую, раскинув руки. Выронил пистолет.

В глазах брандмейстера стояли слезы. Он подполз к выпавшему из кабины, поднял пистолет, сел и оглядел крыши домов. Все было объято пламенем. Стены трещали, как целлофановый пакет в руках мальчишки. Он поднес к носу ствол пистолета, втянул горький запах пороха и оружейного масла:

— Да защитит их господь, — произнес он.

Поднял пистолет к правому виску и нажал на спусковой крючок.

Освободившись от груза, «Бычок» почувствовал себя резвее. Самолет перестал вибрировать и покорно подчинялся воле Сервиньо. На выходе из освещенного коридора пилот не удержался и что-то выкрикнул вне себя от восторга. Самолет, задев хвостовым оперением телефонные провода, снова вздрогнул, но легко оторвался, стал набирать высоту и развернулся в сторону от города. Довольный собой, Сервиньо насвистывал модную мелодию. Теперь ему хотелось поскорее добраться на велосипеде до города и самому увидеть, что там произошло, пока они с «Бычком» находились в воздухе. С небольшим доворотом самолет вышел к посадочной площадке, начал снижаться. Увидев вдалеке лампочки на ангаре, специально оставленные включенными, Сервиньо перевел самолет в режим планирования, одновременно стараясь рассчитать расстояние между точкой касания и проволочной оградой. Понимая, что посадочная полоса раскисла от дождя, пилот еще раз взглянул на свет в ангаре, добавил газа и, улыбаясь, выровнял руль. Ему всегда представлялось, что «Бычок» может не только поля обрабатывать. На высоте примерно в сто метров, посчитав, что шум работающего мотора мешает Думать, Сервиньо поворотом ключа зажигания выключил его. За бортом повывал ветер, по корпусу стучали крупные капли дождя.

— Спасибо, брат, — сказал пилот, выравнивая машину.

Шасси «Бычка» мягко коснулись земли. Разбрызгивая по сторонам грязь, самолет подрулил к воротам ангара… Стоявший внутри автомобиль включил фары и ослепил Сервиньо.

Спрыгнув в патио, Хуан бросился к дверям дома. Как раз в этот момент грянул взрыв. Хуану показалось, что все вокруг дрогнуло и пришло в движение. Упав на землю, он успел повернуться, чтобы видеть, как рушится стена, по которой он только что спускался. Над крышей банка вырастали и тут же под дождем оседали клубы пыли.

Хуан поднялся и, выйдя на открытое пространство, остановился, чтобы и его тоже обмыло дождем. И действительно, прокатившиеся по непокрытой голове, шее и распахнутой груди струйки холодной воды взбодрили его так, словно он проспал добрую сотню часов. Улыбнувшись, он двинулся напрямую через сад к калитке. Но, не успев сделать и несколько шагов, заметил, что за припаркованным у противоположного тротуара «доджем» кто-то прячется. Не раздумывая, Хуан выхватил револьвер и залег. Выждав немного, приподнял голову. Человек за машиной замер, словно его там и не было. Тогда Хуан подполз к ограде и хотел было уже стрелять, но передумал и решил, что лучше доползти незаметно, среди цветов и кустарников до брандмауэра, отгораживающего банк от соседнего дома, и без шума выбраться отсюда. Выстрел прозвучал, когда он начал карабкаться по стене. Пуля угодила в кирпич совсем рядом с рукой. Хуан свалился на землю. Невдалеке послышался угрожающий гул. «Уйти удастся только через стену», — пронеслось в голове. Неизвестно откуда взялись силы. Вскочив на ноги, Хуан ухватился за верх стены и, напрягшись, перевалился через нее в соседний двор.

— Стой! Ни с места! Бросай оружие!

Хуан остолбенел. Отбросив револьвер, он рассчитал, что тот, кто приказывал, очевидно, стоит за низким заборчиком палисадника.

— Кругом! Руки вверх!

Голос показался знакомым. Сердце застучало в бешеном ритме:

— Не ты ли это, капрал, сукин сын? Чуть не продырявил меня…

— Хуан! Хуан! Дорогой ты мой! А ведь верно, мог пришить…

Встали они друг перед другом, словно пытались под дождем, в оплошной темноте ночи окончательно убедиться, что это именно они. Крепко-крепко обнялись.

— Обормот ты этакий!

— Вояка губастый!

От избытка чувств Хуан стукнул по плечу своего приятеля и угодил по ране. Передернувшись от боли, сержант застонал:

— Погляди, дорогой, что со мной сделали.

— А ну-ка? Подумаешь, ерунда!

Хуан рассмеялся:

— И все воюешь…

— А как же.

— Ладно, капрал. Я с тобой. Отыщем Сервиньо, а втроем ни одной гориллы в живых не оставим.

— Давай, — улыбаясь, не спуская глаз с Хуана, ответил Гарсиа. — Но только теперь, дружище, называй меня сержантом.

Рейнальдо сидел в туалете, когда сверху из люка посыпались осколки стекла. Его клонило ко сну, но стоны Игнасио, доносившиеся из канцелярии, раздражали. Поначалу, когда алькальда били палкой по спине, он даже развлекался, но когда один из парней, накалив проволоку на кухне, ткнул ею в глаза избиваемого, Рейнальдо почувствовал, как подступает тошнота, и пустился бегом в туалет.

Звон падающих стекол не встревожил Рейнальдо. Но вот через люк ворвалась струя холодного воздуха, на стены и пол полилась вода, и в желудке снова заныло. Рейнальдо в надежде хоть чем-нибудь облегчить боль, обхватил живот двумя руками, однако легче не стало. На лбу выступила холодная испарина. В отчаянии вн опустил голову и увидел упавшие на ботинки грязные, провонявшие брюки. «Не худо бы, — подумал он, — постоять сейчас дома под душем».