Ни живые, ни мёртвые

И обложка из человеческой кожи.

В устрашающем ступоре я поставила книгу обратно на полку. Видимо, Рэбэнус искал любые книги, рассказывающие о магии. И судя по изображениям, не самой светлой. С другой стороны, ничего другого и не стоило ожидать от такого человека, как Рэбэнус Донован. Но что б фелиал из человеческой кожи... это мерзко.

Решив, что все книги посмотреть я всё равно не успею, да и бессмысленно, я решила покопаться в более мелких вещах, разбросанных по всему кабинету. В одном из шкафов из-за стеклянных дверцев выглядывали какие-то фигурки, больше напоминающие кукол разнообразных людей. Рядом покорно стояли бюсты Данте и Шекспира. Тумбочки наполнены украшениями, старыми письмами к незнакомым мне людям, монетами и множество другими вещами. Разочаровавшись в поисках, я решила оставить последние надежды на письменный стол, который Арни завалил колбами, кубками и алкоголем.

В выдвижном ящике первом я нашла лишь растрескавшиеся пепельницы, во втором — баночку с формалином и засохшие перья, а вот в третьем оказалась фотография. Старая, пожелтевшая, но вполне хорошо сохранившаяся, если не считать того, что у двоих мужчин были продырявлены головы. «Свита Ворона» — такова была надпись внизу, что меря удивило. Уже тогда она существовала? При жизни самого Рэбэнуса? Если это и вправду так, то она состояла из нескольких человек: пара преклонных лет, явно их молодой сын, ещё какие-то люди, и в центре — два человека довольно высокого роста в красивых тёмных костюмах, вот только их лица были словно специально отодраны. Рядом с ними стояла ещё пара, но намного моложе: смуглый мужчина и китаянка, и оба радостно улыбались. И чем-то мне показались знакомыми...

Шаги.

В полной тишине я уловила, как кто-то снаружи подходил к картине. Отчего-то забоявшись быть застигнутой в тайной комнате, я рывком задвинула ящики и быстро спряталась в деревянном шкафу, лишь на малую часть заполненном старинной одеждой. Сердце бешено колотилось внутри, отбивая мелкую дрожь на прижатой к груди фотографии. Привычка, защита, инстинкт — ещё с приюта я научилась прятаться в шкафу, если делала что-то запретное для местных правил.

Воровала еду.

Мучила крысу.

Иголкой тыкала в свою ладонь.

Ножницами разрезала крылья бабочки...

Игралась со своей маленькой плюшевой птицей.

Но всё началось не с этого. Темнота и затхлый запах шкафа напоминали мне прошлое — жуткое, мрачное, полное истошных воплей и сложенных передо мной коленей. О Гуань Инь, только не это, только не это.... Как же не хотелось вспоминать....

Очень болели костяшки. И до сих пор кровоточила царапина возле брови. Сегодня весьма сильно досталось во время драки, но и я почти одолела этих приставучих девочек... но уже других. Сяо-Киу с её компанией удочерили чуть меньше года назад какие-то богатые люди. Появилось множество других детей...

Но не все полюбили меня.

Шкаф стал моей камерой. Клеткой. Тюрьмой.

Поначалу было больно. Страшно. Одиноко. Но со временем меня так зачастили сюда запирать после очередных драк, что я обустроила здесь себе маленькое книжное гнездо. На дне валялось несколько старых шмоток, потрёпанные мягкие игрушки, какие-то старые тряпки. Но если хорошенько покопаться, то можно было обнаружить среди этой кучи брезентовый мешок: в нём я прятала несколько книг, пару мотков ниток, игольницу и, конечно, фонарь. Идеальный уголок для тишины и спокойной работы или чтения.

История, искусство, романы , мода, география, мифы — столько книг было прочитано в этих четырёх узких стенах. Но больше всего книг о кройке и шитье. Ещё тогда, три года назад, в мои шесть лет , я полюбила шить: когда никто не смог мне зашить порванное платье , я решила сама это сделать. И с тех пор потихоньку училась мастерству, а воспитательница Лин мне в этом помогала.

А не так давно Алестер начал учить меня английскому языку — и словно весь мир открылся передой мной.

Такой большой, красивый, яркий... Его так хотелось наконец-то увидеть.

И покорить .

— Опять заперли?

Голос Алестера каждый раз наполнял меня детской радостью. И, конечно, ещё то, что он постоянно открывал дверь в мой шкаф. Мало того, что меня в нём запирали, так и сам шкаф находился в чулане: здесь оставляли без еды на несколько часов детей, которые плохо себя вели. Довольно небольшое, пыльное помещение, а единственный источник света — окно у самого потолка. Ну, и мой фонарь, о котором никто не знал, даже воспитательница Лин.

Только Алестер Эльху.

Пожалуй, ему я доверить могла всё.

— Я не виновата .

— Знаю, — Алестер улыбнулся, как только увидел моё лицо, выглядывающее из глубин шкафа. — Как и всегда, это они начали драку.

— Они меня про... п-п...

— Провоцировали? — подсказал он, ведь мы говорили на английском языке, на котором могли общаться лишь в чулане, где никто нас не слышал.

— Да, — я поджала губы и вышла из своего «убежища».

— Мне приходится плохо себя вести, чтобы тоже попасть сюда, — Алестер говорил без всякой обиды, его слова точно обтекали меня мягкой ватой. — Иначе тебе тут будет грустно одной да, птичка?

— Спасибо тебе за это, — я широко улыбнулась ему , слегка приобнимая, а затем села на одну единственную скамейку.

Алестер застыл передо мной , хотя всегда следом тоже садился рядом со мной . А потом мы читали и много-много болтали...

— Но знаешь... надо бы становиться более хорошей, понимаешь?

Я подняла на него удивлённый взгляд.

— Хорошей?..

Алестер застыл, словно долго готовился к этому моменту, прокручивал в голове всевозможные варианты , и только сейчас наконец-то смог собраться с силами об этом заговорить. И только от него зависело, доведёт ли дело до конца.

— Представь... — он слегка замялся, прикусив губу, его красивое лицо погрузилось в глубокую задумчивость, — да, тебе будет страшно такое представлять, но всё же... Представь, что меня больше нет в твоей жизни.