Ничего личного

– И? – спросил Алексей.

– А все. Валера только сказал: «Все равно вы ничего не докажете». И ушел к себе в люкс. Мы Эльзу спать отправили, а сами с Сашей посидели, подумали, и решили это дело до утра оставить. Мол, на свежую голову все само как-нибудь решится. А Паша не дышал, это точно. Мы проверили. Я ушел к себе, Саша к себе, ну и все.

– Зачем же ты мне сказал, что это Валера его убил? – подала, наконец, голос Серебрякова.

– Ну, вы же знаете, как я к Ольге относился? Ирина Сергеевна! Не мог же я предать любимую девушку?

– Врешь! – закричал Алексей.

– Да вы-то откуда знаете! – голосом человека, оскорбленного в лучших своих чувствах, сказал Манцев.

– Ты на Нору глаз положил! Причем давно!

– Ну и фантазия у вас, господин Леонидов! Да все знают, как я за Ольгой ухаживал! Нора! Даже смешно! Да мы были едва знакомы!

Алексей с обидой посмотрел на Серебрякову: неужели поверит? В холле повисло недоброе молчание.

– Ты записочку-то верни, – сказал Саша Иванов. – А то нехорошо получается.

Он достал из кармана записку. Красивым женским почерком там было написано следующее: «Это я убила. Жить с этим больше не могу. Прощайте. Ольга». А кого убила? Эх, Оля, Оля!

– На, подавись, – сказал он Иванову.

– Вот так-то по-честному, – вздохнул тот, взяв протянутый листок бумаги. – Надо на место вернуть. И не я: общество требует. Как, Ирина Сергеевна?

Та молча кивнула. Иванов пошел в Ольгин номер.

– Я позвоню Норе, – устало сказала Серебрякова. – Надо сказать, что мы задержимся. И выяснить: как там и что? Где мой телефон?

Манцев поспешно кинулся за мобильником, лежащим на углу стола.

«Спешит, выслуживается, – с неприязнью подумал Алексей. – И уже в белых перчатках! Подумать только, какие мы благородные! Не хотели выдавать любимую девушку! А хотели, чтобы во всем подозревали злого управляющего!».

Серебрякова долго и тихо разговаривала по мобильному телефону, остальные напряженно вслушивались. Когда она, наконец, отключила сотовый, раздался высокий женский голос:

– Господи, ну сколько можно! Когда же мы отсюда уедем?! Я домой хочу, понимаете, домой! Детей опять в номерах заперли! Ну сколько можно?

К Юлии Николаевне тут же бросились Корсакова и Наташа Акимцева. «Водички, водички попейте…»

– Женщины, не устраивайте истерик! – жестко сказал Алексей. – У всех нервы на пределе. Скоро все уедем.

– Если мы тут еще на несколько дней останемся, то всю фирму хоронить придется, – мрачно пошутил смазливый Юра.

– Ты-то заткнись! – одернула его Наташа.

– Тихо! – сказал Леонидов. – Самые нервные могут выпить водки и разойтись по своим комнатам.

Его совету последовали Казначеева, Корсакова и Ирина Сергеевна Серебрякова. Увидев, в каком она состоянии, Алексей отозвал Марину Лазаревич и попросил:

– Мариночка, Серебрякову не оставляйте. Посидите с ней, поговорите. У нее стресс. Не представляю, как она за руль сегодня сядет!

– У меня есть права.

– Что?

– Я могу какую-нибудь машину повести или Юра.

– Это хорошо.

– Доберемся. Главное – это уехать отсюда.

Манцев подошел к столу, налил полную рюмку водки, выпил, и потянулся за бутербродом. Увидев это, туда же, к столу направился и Коля. Юра тоже оглянулся на всякий случай, но все были заняты своими переживаниями. И молодой человек приятной наружности присоединился к решившим снять стресс.

– Не люблю покойников, – шепнул он стоявшему рядом Манцеву. – Так это она всех убила? Во баба дает!

– Тише ты, – толкнул его в бок Манцев.

…Приехал лично Семеркин, которому позвонила лично Ирина Сергеевна Серебрякова. Войдя в холл в сопровождении все того же молоденького эксперта, старлей привычно взглянул на угол стола и спросил:

– А где же тело? Уже убрали? Кто разрешил?

– А почему оно должно здесь быть? – поинтересовался Леонидов.

– Как же? У вас тут все с балконов падают!

– Это вам так кажется. Некоторые падают, некоторых так кладут, что они якобы упали. Разное бывает. Сегодня случай другой: девушка покончила с собой. Ее тело в номере. Никто его не трогал.

– Самоубийство? – обрадовался Семеркин. Ну, это меняет дело! Должно быть, преступник раскаялся, и…

– А вы не спешите с выводами.

– Так-так… А где Серебрякова? – словно бы невзначай поинтересовался Семеркин.

– Что, торопитесь узнать сегодняшнюю ставку? Боюсь, она не очень высока, принимая во внимание очевидность случившегося. Правда стоит гораздо дешевле, чем ложь. То есть, вообще ничего не стоит.

– Но-но! Я при исполнении! А вы опять, товарищ Леонидов. Допустили. Служебным расследованием пахнет.

«Ты да плюс Саша Иванов… – невольно поморщился Алексей. – А где Саша, там и Манцев. А где Манцев, там и… В общем, хорошая компания собирается».

– Итак, осмотрим место происшествия, – важно сказал Семеркин.

– Пожалуйста. Вон та дверь. Сорванная с петель.

– А кто ее сломал? – подозрительно спросил Семеркин.

– Настоящий мужчина.

– А зачем?

– Чтобы войти. Видите ли, труп не хотел нам отпирать. Хотя мы стучали. Долго. И даже ногами.

– Можно было и поаккуратнее…

– Можно, – вздохнул Алексей. – Но не получилось.

Вслед за старлеем и экспертом Алексей прошел в номер, где лежала мертвая Ольга Минаева. Семеркин сдернул простыню и присвистнул:

– Это же та красивая девка! Блондинка! Я ее сразу заметил! Ничего себе ноги!

– Нечего пялиться, – выхватил у него простыню Алексей. И вновь прикрыл голые Ольгины ноги.

– Я тут осматриваю!

– Мужские тела тебя не так интересовали. Твое дело подлинность почерка установить и проверить, нет ли следов насильственной смерти. Хотя, тут и так все ясно: дверь была закрыта изнутри, едва сломали.

– Чего это она? А? – удивился Семеркин. – Такая деваха! Дура, что ли? Столько мужиков по ней, небось, сохло! Могла бы на «Мерседесах» ездить да каждый день в рестораны ходить!

– Кто в чем видит простое человеческое счастье. Ты, Вячеслав Олегович, не затягивай: составляй протокол, снимай показания. Народ на похороны торопится.

– Я должен все по закону…

– С каких это пор?

– А причина смерти? То есть мотив? С чего она вздумала травиться? Ага! А вот и записка!

– Да. Это предсмертная записка.