Ничего личного
Шрифт:
– «Это я убила…» – прочитал Семеркин. – Ну, вот! Я же говорил! Убийца раскаялся!
Леонидов поспешно вышел из номера. Сил его больше не было. В его собственном номере Саша, очень грустная, пыталась играть с Сережкой в карты. Только ходила невпопад и била не теми козырями. Сережка злился:
– Мама, у нас же пики козыри, а ты опять бьешь бубями!
– Да-да, я забыла.
– Мама, а почему опять приехала милиция, и нас никуда не пускают? Так всегда в санаториях?
– Нет, зайчик, это просто так получилось.
– Почему?
– Не знаю.
– Знаешь, но не говоришь, потому что я еще маленький.
– Да, ты, слава богу, еще маленький. – Саша прижала к себе его темную голову. – Мы скоро уедем домой. Совсем скоро.
Она подняла на мужа глаза:
– Леша, эту процедуру никак нельзя ускорить? Опять
– Ладно, я что-нибудь сделаю.
Он снова пошел искать Семеркина. Тот готовился выступить по полной программе. Леонидов подошел к нему и сказал:
– Давай быстренько народ в холл. Мы сейчас проведем общее собрание и разъедемся по домам.
– Нет, я так не могу. Надо, как положено.
– Да чего там! Люди с ума от страха сходят! Еще подумают, что завелся какой-нибудь маньяк!
– Нет, так не положено… – занудливо сказал Семеркни.
– Да заткнись ты! – не выдержал Алексей. – Я тебе сказал, как надо поступить.
Через десять минут все взрослые собрались в холле.
– При милиции будем или как? – спросил Леонидов.
– А в чем, собственно, дело? – раздался чей-то недоумевающий голос. Он машинально отметил: женский.
– Можете говорить, Алексей Алексеевич, – сказала Серебрякова.
– Благодарю вас, Ирина Сергеевна, – и он отвесил шутовской поклон. – Прежде чем мы разъедемся, я хотел бы сказать пару слов. Здесь некоторые хотят свалить все на Ольгу Минаеву. Она, мол, убила. А потом раскаялась и покончила с собой. Это не совсем так.
Присутствующие на общем собрании тут же затихли. Семеркин безразлично уставился в потолок.
– То есть началось с этого. Да, это она столкнула Пашу с балкона. Но это можно действительно квалифицировать как несчастный случай. Так получилось. Никаких разборок на отдыхе, разумеется, не планировалось. Но поступок Ольги невольно послужил толчком. Она не сразу решилась в этом признаться. Все-таки, убийство. А сторонники Павла Сергеева все поняли по-своему. Кто-то из враждующего клана расправился с их лидером. Манцев, который все слышал, молчал. Эльза и Саша Иванов тоже молчали, по понятным всем причинам. Управляющий молчал, потому что боялся, что в убийстве заподозрят его. Ольги он на балконе не видел. Возможно, слышал голоса, когда спускался по лестнице, но сказать с полной уверенностью, кто была та женщина, не мог. Может, Нора? Или Калачева? С Калачевым он ссориться не хотел. Возник вопрос: что теперь делать? «Верхние» засуетились. Валера мог объединить теперь всех под своим началом, получив пост генерального директора. Поскольку Паши теперь не было. Это означало конец «верхних». И они, посовещавшись, решили действовать. Сначала коллектив решил просто засадить Иванова в тюрьму, воспользовавшись случаем. За убийство Сергеева. Обсудив все детали, сотрудники кинулись ко мне давать показания против управляющего. Но я чувствовал: не убивал он Пашу. Да и доказать это было бы трудно. Меж тем, Иванов мешал всем. Даже Нора, и та имела свою маленькую корысть: они с Пашей давно уже были на грани разрыва, а тут ему нашлась подходящая замена. Она даже оставила Манцеву пузырек с таблетками: сильным транквилизатором. Потому что поняла, куда все идет. Не исключено, что Иванова сначала хотели отравить. Но по ходу переиграли. Таблетку дали мне. Ольга собственноручно положила ее в чай. Чтобы настырный А.А. Леонидов спал сном младенца и не путался под ногами. Смерть управляющего устраивала и ее тоже. С какой стати ей было признаваться в убийстве? Она теперь тоже рассчитывала на Манцева. Тот ведь неоднократно клялся в любви неземной. Оказалось, что просто ее использовал. Пока Иванов был жив, Косте ни за что бы не прорваться на Пашино место. У них с Валерием Валентиновичем были свои счеты, давние: вместе ведь начинали! Все знали, что постепенно Иванов уберет всех, кто когда-то им помыкал. У кого он был мальчиком на побегушках.
Итак, я отключился. Ирина Сергеевна ушла в свой люкс, а он угловой. Дальний. Женщины с детьми спустились вниз, куда их предусмотрительно и расселили. Остались только свои. Кто дал свидетельские показания в том, что Иванов на глазах спрыгнул с балкона? Манцев, Липатов, Саша Иванов, Лиза, Татьяна, Марина, Глебов, Наташа и сама Ольга Минаева. Более чем достаточно.
Как распределили роли? Иванов-младший
пришел к двоюродному брату обмыть сделку. Они, мол, с Эльзой обо всем договорились. И бросил ему в стакан таблетку. Чтобы управляющий размяк. Так и случилось: они выпили за успех, и Валерию Валентиновичу стало плохо. Ощущение я помню. Ноги ватные, в глазах туман. Возможно, что он и отключился.Далее в номере появились исполнители. Татьяна предусмотрительно ушла. Манцев, Липа тов, Глебов… Кто еще? Кто нанес смертельный удар в висок и чем? Это я не берусь сказать. Скорее Манцев. Да-да, Костя, не дергайся. Ты бил, остальные держали. Били дважды. Возможно, второй раз другой человек. Который физически сильнее первого. Липатов, например. Потом в остывающего Валеру вылили остатки спиртного. Чтобы было похоже на алкогольное опьянение.
После этого его вынесли в холл, и сделали соответствующую инсценировку. Увеличили дыру в перилах, сбросили вниз пару-тройку щепок, испачкали кровью угол стола. Якобы он сам свалился с балкона. Возможно, что эта театральность была в память о Паше. Вот мол, как вы нас, так и мы вас. Всеми, кроме Манцева, овладело праведное чувство мести. Да, Саша Иванов тоже был в курсе. Но эти двое молчали. Молчала и Ольга. Итак, правосудие свершилось.
Утром Костя Манцев разбудил Ирину Сергеевну и рассказал ей, как они попытались уговорить Валерия Иванова сделать признание, он не захотел, завязалась драка, и управляющий умер от удара головой уж не берусь сказать, обо что. О тот же угол стола. Упал, ударился и умер. Скорее всего, так. Конечно, Ирина Сергеевна сочла, что возмездие справедливо, что не зачем сор из избы выносить и решила с помощью денег все это дело замять. Возникла версия самоубийства управляющего. Которая всех устроила.
К сожалению, Ольга поняла, что ее просто использовали. Последним, кто приходил к ней ночью, был Саша Иванов. Уж он-то просветил! То, что я не сказал, сказал он. И Ольга выпила таблетки, которых в пузырьке еще было предостаточно. Это был нервный срыв.
У меня все. Я рассказал это для тех, кто еще не в курсе. И для Ирины Сергеевны.
– Интересно было послушать, – высказался, наконец, Семеркин. – Красиво сочиняете! Доказательства есть у вас? Орудие убийства? Показания свидетелей? А сказки мы и сами писать умеем.
– Не сомневаюсь. Сказку вы сами напишете. Под названием «отказ в возбуждении уголовного дела». На основании смерти главного подозреваемого, так?
И тут неожиданно для всех высказался Липатов. Который с откровенной злостью сказал:
– В темную, значит, использовали? Суки! А кто его за шею держал? Кто?!
Манцев тут же на него накинулся:
– Заткнись! Идиот! Он же тебя на понт берет!
– У Андрюхи белая горячка. С перепоя. Принял вчера хорошо, я свидетель, – тут же сказал Саша Иванов. – Не слушайте его.
Шофер, набычившись, смотрел на обоих.
– Молчать всем! – заорал Семеркин. – Скажете, когда я буду спрашивать!
– Все замолчите, – не выдержала вдруг Серебрякова. – Все кончено. Хватит уже. Собирайтесь, сейчас едем.
– Нет, ну почему я? – опять выкрикнул Липатов. – Почему Липатов? Почему, как туда сюда, так сразу Липатов? Да сколько можно Липатову?!
– Ты сейчас доорешься, – зашипел на него Иванов. – Сказали тебе – иди, чемодан собирай, а ты надрываешься. Костя, да уведи ты его!
Опился. Что называется, дорвался парень.
– Да, пьян, – тут же с готовностью подтвердил Семеркин, – эксперт, возьмите пробу на алкоголь.
– Да хватит вам уже, – сказал Алексей. – Я тут, на вас глядя, вспомнил вдруг документальный фильм. Из мира животных. Оказывается, наши предки, какие-то там обезьяны, питались не просто мясом, а даже мясом своих сородичей. Так вот, там, в этом фильме, одна такая озверевшая голодная стая загоняла маленькую мартышку. Все зажимали ее, загоняли на дерево, рычали, ревели, а потом, когда загнали совсем, разорвали на куски. И съели. Противно было смотреть. Я еще тогда себя утешил: мол, это же животные, неразумные, живущие инстинктами твари. Так вот, вы – хуже. Эти, по крайней мере, жрать хотели, а вы что здесь все, с голоду умираете, что ли? Вы же все хорошо живете. В большинстве своем. Но… Сказали: этого можно. И понеслось. Без тормозов. Плохой он был или хороший, но он все равно этого не заслужил, – в этот момент зарыдала Эльза. – Все. Я ушел. Если сейчас не найдутся желающие меня довезти до ближайшего метро, мы с семьей пойдем на автобус. Пешком по лесу.