Никаких больше попаданцев!

Клоны из смолы также перестали нормально слушаться Пустого. До сего момента он мнил себя свободным мыслителем, чей превосходный разум способен управлять невероятными для прочих объемами информации. Так и было. Просто, Хаос активно мешал всякому здравому мыслительному процессу. Убивал внутри мозга причинно-следственную связь. Искажал команды. Иллюзии Пустого подчинялись ему полноценно лишь тогда, когда он правил ими своим нутром. Не то разделял свой разум, сердце и душу с каждой из них, не то и вовсе одновременно существовал внутри. По очевидным причинам, сейчас с этим было… непросто.

***

Но не всё было столь радужно для неожиданного дуэта. Ибо, не обратившись полностью, Линварт не унаследовал способности попаданцев безгранично поглощать Хаос, а просто получил солидное усиление. В нём сейчас сочились немыслимые для прежнего Брэйка двадцать-двадцать пять единиц. Однако и этого пред лицом твари, спокойно воротящей сотней, было мало. Лишь диссонанс, вызванный нуждой сражаться в двух параллелях разом, отвлекал демона настолько, что он не мог прихлопнуть Линварта.

— «Но таким макаром, я прихлопну сам себя куда скорее…» — вспоминая тоскливые слова Лайта, чётко понимал ситуацию Покоритель.

Ино Кавасаки также становилось дурно от въевшихся в его голову непонятных голосов и адского жжения, что вызывали оставленные поэтом на почти оголённом теле метки. Жалкие плащ свой он уже давно сбросил, в то время как бинты с небольшой накидкой скрывали ноги и… то место, о котором ему вообще в такой ситуации не стоило беспокоиться! Однако какая-то внутренняя воля желала, чтобы он видел себя именно таким. Его артефакты покрыли обе руки и сменили серый цвет. Белым покрылась левая, а чёрный поглотил правую. Лишь нанесённые на них иероглифы, как в символе Инь-Янь, окропляли свет тьмой и освещали Хаос Порядком.

Удары его выводили демона из себя, причиняли боль, но фатального эффекта не несли. Сошедшая с древних холстов чёрно-белая картинка до сих пор отказывалась померкнуть. Ослабнуть. Слиться в единый и жалкий серый цвет. Две этих противоположности так туго переплетались друг с другом, почти накладывались одна на другую, но оставались чётко по обе стороны. Ино нутром чувствовал, что ключ к победе — разрушить этот баланс. Заставить Порядок внутри тела поэта воспротивиться Хаосу воина. Вот бы хоть что-то подсветило ему то место, куда необходимо для этого ударить.

А что лучше блестит, чем золото посреди чёрно-белого месива кулаков и чернил?

— Вот оно! — завидев налитую златом крошечную трещину, возникшую на теле Пустого, проревел свой боевой клич Ино и впечатал кулак в грудь демона.

Тот согнулся пополам, а когда вновь вернул себе стабильное положение, то ужаснулся, узрев, как в месте попадания удара попаданца слились его поэзия и жестокость. Серость стекала капля за каплей по его груди. В реальности же его тело обожгло собственное синее пламя, внезапно вышедшее из-под контроля. Ровно в том же месте, которое…

— «Сначала поцарапал клинком Покоритель, а мгновение спустя ударил Кавасаки!» — осознав свою слабость, возопил демон, проклиная про себя всё и вся.

Резонанс душ Линварта и Ино усилился. Они решились сделать шаг в одном и том же направлении. А потому ныне могли смутно наблюдать пред собой фантомы друг друга. И что, как не кинутая, словно невзначай, довольная улыбка, может укрепить узы всякого воинского дуо? Одна за другой трещины наливались золотом на теле поэта и струились смолой на пластинах доспеха.

Пустой после первого же раза полностью сосредоточился на том, чтобы не позволить им ударить в одно и то же место вновь. Ему великого труда и грядущего расстройства личности стоило заставить два тела двигаться в двух реальностях совершенно по-разному. Более он не переводил большую часть внимания на творящееся внутри чертогов разума, а потому удар за ударом, взмах за взмахом, заставлял две половинки внутри себя отдаляться друг от друга. Лишь растянутые до предела и трещащие от напряжение ныне податливые ядра былых собратьев удерживали их меж собой. Пустой быстро терял силы, забывал приемы, но гнев его был НЕВЕРОЯТЕН!

Хаос овладевал им. Он не прекращал источать его одним своим существом. Сотня единиц через еще минуту-другую боя обещала удвоиться. Но с ростом мощности приемов падала их точность. Терялись особенные модификаторы, специальные трюки. Забывались самые запутанные из проклятых текстов. Пустой недооценил силу Хаоса это уж точно. Потому теперь был полностью ей подвластен и всё больше сомневался, что по исходу боя вернётся… к прежнему состоянию.

— «Хотя… неужели так происходит впервые, ха?» — едкая насмешка над самим собой ситуацию не улучшала.

***

Одним стремительным наступлением сотни ударов когтей демон приковал Линварта к развёрнутому Покорителями с Верхнего уровня мрачному барьеру, заставив тот покрыться трещинами. Ино же он почти потопил под натуральным цунами, каждую каплю воды в котором заменяли проклятые иероглифы. Но вот резкий взрыв пламени отбросил Пустой доспех, а могучий удар рассёк наступающие волны, разводя их в стороны. Оба человека бросились навстречу одному демону в двух ипостасях. Огромный вздымающийся поток смолы, полнящийся агонизирующими лицами, не позволил взмаху Линварта рассечь бледный доспех пополам. А сотня печатей, сформировавших многослойную стену, не дали удару Ино пробить тельце в мантии насквозь.

— Ты же понимаешь, что это тело умрёт, продолжи ты бороться? — спросил опустившийся на колени обессиливший демон в обоих реальностях. — Я не позволю так просто себя изгнать, ха-ха! Лишь заточить. А после буду мучить тебя бесконечно! Ждать, пока ослабнешь настолько, что!!!..

— Конечно, — лишь ответил Ино. — Но меня это вовсе не страшит.

Пустой этой болтовней выигрывал себе время, дабы заново сцепить разрозненные половинки внутри. Эти слова были жалкой попыткой что-то изменить, недостойной истинного воина. Эти угрозы он выплевывал из своего грязного, наполненного кровью, чем марал священные свитки, позоря душу поэта. Хаос говорил за него. Искал всякую возможность нарушить невероятный Порядок в душе того, кто не боится пожертвовать собой.

Слова попаданца заставили демона вздрогнуть. Солдат в душе Пустого сдался и проиграл. Он не был готов просто взять и отдать свою жизнь на милость победителю. Хотя так уйти из этого мира и проклятого тела оказалось бы проще. Вместо этого огромная волна скорбных, пустых, дрянных и отвратительных мыслей навалилась на него подобно одной из тех чернильных, что он насылал на попаданца. Погружаясь в их пучину он мог столько предсмертных писем, стихов, поэм и романов сочинить, каждый из которых прославил бы его Имя. Но времени не было даже на строчку.