Никогда не было, но вот опять. Попал 4
Шрифт:
Узнав об этом, его невеста, очень красивая девушка с огромными выразительными глазами, некоторое время мечется по комнате, заламывая руки и закатывая глаза. Наконец приняв решение, она идет в оружейную лавку, покупает там револьвер и, спрятав его в муфте, является в приемную градоначальника, и там, не говоря худого слова, (кино-то немое) стреляет прямо в начальственное пузо. Девицу грубо хватают набежавшие люди в мундирах.
И следующий эпизод. Суд присяжных. Гордая и не сломленная красавица. Красноречивый адвокат. Солидный председатель суда. И присяжные выносят решение: «НЕ ВИНОВНА». Это написано большими буквами на экране. Красавица выходит из зала суда, её аплодисментами и цветами
– Да уж! – произнёс Мещеряков.
– Вас вполне впечатлил рассказ, что конечно говорит о вашем развитом воображении и привычке читать художественную литературу. Но вас гораздо больше впечатлит, если вы посмотрите эту историю в исполнении хороших артистов. И что особенно важно, главных героев, а именно молодого человека и его невесты играют очень симпатичные артисты, а большого начальника и других носителей мундиров, будут играть артисты, загримированные если не в злодеев, то в весьма неприятные личности. И всё это будет показано довольно большой аудитории молодых и малограмотных людей. Я полагаю, что после таких показов, можно недосчитаться ещё парочки градоначальников. Вот вам господа пример кинопропаганды.
Я посмотрел на задумавшихся полицейских, видимо их, действительно впечатлила перспектива такого рода киношедевров. Наконец, Мещеряков произнёс:
– Но этого не будет. Цензура запретит показ такого, как вы его называете, «фильма».
– Разумеется, запретит! Но ещё из библии известно, что запретный плод сладок. А потом, создатели фильмов ребята талантливые и ушлые и они найдут ещё немало способов, как обойти цензуру и донести свои измышления до зрителя.
– Ну это ещё когда будет, – сказал помощник исправника Граббе.
– Ах господа! Бег времени неумолим! Научно-технический прогресс его только ускоряет. Вы и оглянуться не успеете, как уже будете зрителями фильма по только что рассказанной истории.
– А почему вы Алексей думаете, что именно эта история будет положена в основу этого как вы его называете «фильма», – спросил Гурьев.
– Я так не думаю. Наоборот я уверен, что у нас такой фильм не снимут. А вот скажем в Англии, вполне могут, чтобы показать всем какие нехорошие эти русские. А кстати, я как-то не совсем понимаю вашего Трепова. Ведь для аристократа какой-то арестант не более чем грязь под ногами. Я полагаю, что английский лорд обратил бы на этого арестанта не больше внимания, чем скажем на муравья. Это что, русская традиция столь бурно реагировать на такие мелочи?
Я посмотрел на Мещерякова. Тот немного покривившись, нехотя произнёс:
– Видимо Фёдор Фёдорович не посчитал такое пренебрежение к его званию мелочью и вспылил.
– Аристократ разгневался на «муравья» не заломившего шапку при появлении его сиятельства? – насмешливо спросил я.
– Дело в том, что при всех его несомненных заслугах, Фёдор Фёдорович происхождения несколько затемненного. Он приемный сын действительного статского советника Ф.А. Штенгера. Ходили слухи, что его отцом был Великий князь Николай Павлович - будущий император Николай Первый. Хотя, на мой взгляд, это утверждение весьма сомнительно.
– Вот как! Тогда конечно становится понятней, такая странная реакция градоначальника. Дяде во всякой мелочи чудилось напоминание о его туманном происхождении.
Почему-то у меня в памяти всплыли строчки замечательного поэта Олега Чухонцева читанные в той жизни.
«Наше дело табак,
коль из грязи да в князи
вышло столько рубак,
как собак на Кавказе.
Вышло столько хапуг
из
холопов да в бары,…»– Что вы там бормочете? – услышал я вдруг голос Мещерякова.
– А…! Не обращайте внимания, просто вспомнил кое что.
– Мне кажется господин Забродин, что вы пренебрежительно относитесь к главной опоре российской государственности.
– Простите Ваше Превосходительство! Вы это о чём? – с недоумением спросил я.
– О дворянском сословии, разумеется, – произнёс Мещеряков.
– Вы действительно думаете, что дворяне являются такой опорой?
– удивился я.
– А вы так не считаете? – с некоторой холодностью спросил Мещеряков.
– Видите ли, уважаемый господин Мещеряков, я в некотором отношении похож на казахского певца-акына, который едучи на коне, поет то, что видит. Так вот я вижу, что потомственное российское дворянство упускает свой шанс по-прежнему оставаться опорой престолу.
– Упускает шанс? – переспросил Мещеряков.
– Извольте обосновать ваши домыслы.
– До конца восемнадцатого столетия дворяне действительно были одной из двух главных опор престола. Второй опорой было многочисленное крестьянство. Лишь эти два сословия были кровно заинтересованы в сохранении и усилении самодержавия и находились в своеобразном симбиозе друг с другом. Крестьяне, являясь основным податным сословием, несли немалые тяготы обеспечения остальных хлебом насущным. Дворяне же также несли тяготы в основном военной службы, платя подати кровью. А после освобождения дворян от обязательной службы, поместное дворянство из опоры стало довольно быстро превращаться в гирю на ногах самодержавия. А на крестьян свалился ещё и рекрутский набор. Так что им пришлось нести двойные тяготы.
Мещеряков жестом остановил поток моего обличительного красноречия:
– Вы господин Забродин очень сильно упрощаете, описывая ситуацию с «Жаловонной грамотой дворянству». И очень слабо разбираетесь в этом вопросе.
– Не буду спорить. Но я знаю конечный результат всех этих телодвижений призванных утвердить дворянство в качестве главной опоры самодержавию. В том мире кончилось всё это для дворян довольно плохо. И здесь, судя по реакции нашей интеллигенции на оправдание несомненной террористки Засулич, кстати дворянки, всё идёт к тому же.
– Мне кажется, что вы господин Забродин, слишком много внимания уделяете этому незначительному эпизоду, - сказал Мещеряков.
– Нет господа, я специально заострил внимание на деле Засулич. В том мире это событие в некотором смысле оказалось знаковым и то, что оно и здесь произошло, наводит на определённые мысли.
– Вы сказали мысли. Так поделитесь с нами плодами ваших измышлений, - саркастично сказал Мещеряков.
– Отчего не поделиться, конечно же поделюсь. Так вот если и здесь произошёл этот эпизод, то это означает, что ваш мир идёт по тому же пути, что и мир моего alter ego. И у вас впереди менее тридцати лет. Если ничего не изменится, то вас, господа, начнут вешать на телеграфных столбах.
Все четверо изумлённо на меня уставились. Наконец Мещеряков, прокашлявшись, произнёс:
– Извольте объясниться господин Забродин!
– В том мире в 1917 году в России произошла революция. Вернее даже две. Февральская, когда генералы заставили царя отречься от престола, а буржуазия создала Временное правительство и Октябрьская, когда партия большевиков в союзе с левыми эсерами и анархистами свергла уже временное правительство. А потом два года шла гражданская война. В результате дворяне и высшая аристократия были частью уничтожены, частью отправились в эмиграцию, а частью перешли на сторону новой власти. Вот так господа!