Николай I Освободитель. Книга 7

— Саксонцы! — Если Павел Петрович в деталях одежды вражеских армий разбирался примерно никак, то вот прочие «кадровые» офицеры идентифицировали кавалеристов буквально влет. Только от этого легче совсем не стало. — По местам! Рассыпаться, стрелять по способности! На открытое пространство никому не вылезать.

Антофьев рефлекторно схватился на висящий у него на поясе барабанник. Вообще-то по уставу личным оружием военного врача была шашка, которую последние годы начали постепенно менять на выполняющие более символическую роль кортики. Потому что толку для врача от шашки было немного, зато случаи, когда непривычные к оружию люди об нее спотыкались или ранили себя имелись во множестве. Однако свое холодное оружие поручик уже давно похоронил на дне походного чемодана достав его оттуда ровно один раз — когда получал повышение в чине.

Зато купленный за свои — вернее за выданные по мобилизации «подъемные», как их шутливо называли медики — барабанник виделся в данный момент куда более подходящим оружием для самообороны.

Была еще надежда, что саксонцы, увидев большой красный крест на палатке, недвусмысленно намекавший на принадлежность людей к медицинской службе, атаковать не станут, но и она рухнула почти сразу. Антофьев был совсем не военным человеком, но то, что кавалеристы, выезжая из-за изгиба дороги тут же строятся в развернутый порядок для атаки, даже у него сомнений не возникло.

— Хлоп! Хлоп! Хлоп! — Похватавшие винтовки бойцы начали заполошно стрелять в сторону разворачивающихся саксонцев, однако все же дистанция была слишком далека даже для винтовок Маркова. Да и стрелять, как ни крути нужно уметь, никакая передовая техника прямые руки не заменит, а без практики попасть с шестисот метров даже по цели размером со всадника на коне не так-то просто.

Нет полностью бесполезной стрельба не была, вот на той стороне один из всадников завалился набок и сполз и седла, вот лошадь у другого с истошным ржанием — слышно с такого расстояния не было, но у поручика было достаточно живое воображение чтобы представить эти звуки в голове — поднялась на задние ноги, сделала пару шагов и завалилась наземь, подминая под себя не слишком расторопного владельца. Но в целом было видно, что стрельба с дальней дистанции большого ущерба противнику не наносит и уж точно сорвать атаку не сможет.

Поручик судорожно выщелкнул барабан и проверил наличие капсюлей на своем месте. Заряжал он последний раз свое оружие больше недели назад и с момента последних пострелушек к барабаннику фактически не притрагивался. Оставалось надежда, что порох в замазанных жиром каморах не натянул влаги и не начнет давать осечки одну за одной. Сейчас каждый выстрел был на по-настоящему на вес золота.

Одного капсюля на месте не было — где-то потерялся в процессе. Антофьев трясущимися от волнения пальцами полез в подсумок на поясе и стараясь не рассыпать мелкие латунные колпачки достал один, водрузив его на пустующую брандтрубку. Все теперь он был готов, если к такому вообще можно было хоть как-то подготовиться.

Пока поручик дозаряжал свой барабанник, саксонцы — судя по всему их было всего пара эскадронов и то не полной численности, хотя конечно беззащитному медбату и этого было, что называется, «за глаза» — наконец построились для атаки и по свистку своего старшего офицера пустили коней вперед рысью.

Вид накатывающей на тебя конной лавы, которой казалось никакая стрельба вообще не может нанести хоть какого-то урона изрядно деморализовал. Где-то сзади истошно завизжала одна из приписанных к медбату сестер милосердия. Антофьев было дернулся оглянуться, но не смог отвести взгляд от приближающихся саксонцев. Он только поплотнее всунулся в щель между какой-то бочкой с водой и штабелем ящиков, где и собирался принять бой. Не слишком удобная позиция, но как минимум не позволит кавалеристам сходу порубить неудачливого медика. Уж то, что убегать от всадника на своих двоих — дело зряшное даже перепуганное сознание сугубо мирного поручика медицинской службы понять было вполне способно.

Что касается сестер милосердия, то их при армии, не смотря на кажущуюся несовместимость женского пола с боевыми действиями, было не мало. Действующая армия была прекрасным местом для поиска жениха, а определенная эмансипация и смягчение нравов в отношении прав женщин вызвали небывалый общественный подъем среди представительниц слабого пола.

Сотни и тысячи женщин оправились в действующую армию в качестве младшего медицинского персонала — были и те, кто пытался записаться в боевые части, но их естественно не брали, до такого все же еще общество не дошло — имея как возвышенно патриотические основания, так и местами сугубо личные и меркантильные. Во-первых, ухаживая за раненными можно вырвать себе перспективного мужа, который в ином случае на девушку может быть и не посмотрел. Ну а во-вторых, правительство еще и дополнительно стимулировало этот порыв, пообещав после войны таким добровольным помощницам льготы в получении медицинского образования. По желанию, конечно.

Морковка эта была более чем соблазнительной, так что ничего удивительного в наличии тут, посреди бывшей — в том, что ее дни сочтены практически уже никто не сомневался — Австрийской империи, в расположении дивизионного медбата сестер милосердия в общем-то и не было. Впрочем, мысль эта, проскочив молнией в голове поручика, тут же был похоронена боле насущными вопросами.

— Бах! Бах! — Мимо Антофьева проскакала лошадь без седока, поймавший пулю из барабанника саксонец выронил тяжелый палаш и зажимая простреленный бок свалился на землю.

Бульдог был хоть и не очень точным оружием, но зато надежным, дешевым и достаточно убойным. Не смотря на почти двадцатилетнюю историю производства и появление новых более совершенных моделей, большая часть армейцев все так же была вооружена этой тяжелой шестилинейной дурой, оставлявшей в человеческом теле здоровенные рваные дыры.

— Бах! — Следующий саксонец с перекошенным от крика лицом вовремя заметил угрозу и ловко присел на правую сторону своей лошади уходя с линии выстрела. Пуля ушла в молоко, а всадник проскочил мимо поручика и унесся куда-то в глубь лагеря. — Бах!

Четвертый патрон, сделав выводы из предыдущего промаха Антофьев направил ниже, в прямо в бок лошади. Кавалерист как раз отвлекся на другую сторону, лихо разрубив выскочившего из палатки русского раненного в белом исподнем и без оружия в руках. Это мгновенно вышибло из военного медика остатки самообладания, и он принялся палить по убийце пока в барабане не кончились патроны.

Попал удачно, пробив следующему саксонцу ногу и порвав его скакуну шкуру на ребрах. Лошадь такого обращения к себе не поняла и, скинув орущего от боли хозяина на землю, рванула прочь, снося попутно растяжки палаток и внося еще больше хаоса в происходящее вокруг.

Саксонец, однако, не смотря на рану и падение с лошади не отключился и теперь пытался направить в сторону военврача вытащенный из кобуры пистоль. Тяжелое дульнозарядное оружие заметно подрагивало в руках раненного солдата, но выглядело при этом более чем грозно. Антофьев было укрылся за бочкой с головой, но потом переборов себя — в этот момент у него в крови бурлило столько адреналина, что хватило бы в ином разе на роту солдат — выскочил и бросился устранять угрозу в ближнем бою.

Сухо щелкнул курок — осечка. Не удивительно, скорее всего в процессе скачки и последующего падения с затравочной полки просто просыпался порох. Второго шанса выстрелить Антофьев противнику уже не дал: пнул по сжимающей пистоль левой руке, увернулся от неуверенного тычка палашом — рубить из положения лежа саксонцу было явно непривычно — и буквально упал коленями противнику на грудь принявшись в быстром-быстром темпе наносить удары рукоятью барабанника.

И так раненный кавалерист, нормально защищаться не мог, и очень быстро вообще перестал подавать признаки жизни, а его лицо превратилось в сплошную кровавую кашу.

— Ну-ну вашбродь, перестаньте, довольно. Помер он ужо, никому вреда на сделает, — слова на русском языке начали доноситься до сознания военврача как будто сквозь вату. Потом правую руку с зажатым барбаннком мягко, но непреклонно кто-то перехватил и аккуратно вытащил из занемевших от напряжения пальцев измазанное в крови оружие. — Поднимайтесь, вашбродь, не ранены сами?