Ниже нуля

на животе, а одеяло наброшено на ноги, что говорит мне о том, что в

каюте, вероятно, не так холодно, как мне сейчас кажется.

Не то чтобы это имело значение: как будто часы, проведенные

снаружи, просочились в мои кости, чтобы продолжать леденить меня

изнутри. Я пытаюсь спрятаться под одеялом на несколько минут, но

дрожь только усиливается. Возможно, достаточно сильная, чтобы

сместить какие-то важные мозговые пути, потому что, сама не зная

почему, я вылезаю из койки, наматываю на себя одеяло и хромаю по

покатому полу в сторону Иэна.

Когда я ложусь рядом с ним, он моргает, ошарашенный и слегка

испуганный. И всё же его первая реакция - не бросить меня в море, а

отодвинуться к переборке, чтобы освободить для меня место.

Он гораздо лучший человек, чем я когда-либо буду.

— Ханна?

— Я просто...
– Мои зубы стучат. Опять. — Я не могу согреться.

Он не колеблется. Или, может быть, колеблется, но всего лишь долю

секунды. Он разжимает руки и притягивает меня к своей груди, и... Я

помещаюсь в них так идеально, как будто там всегда было готово

место для меня. Место пятилетней давности, знакомое и уютное.

Вкусный, теплый уголок, пахнущий мылом и сном, веснушками и

бледной, потной кожей.

От этого мне снова хочется плакать. Или смеяться. Я не помню, когда в последний раз чувствовала себя такой хрупкой и растерянной.

— Иэн?

— Хм? - Его голос грубый, грудной. Так он звучит, когда

просыпается. Так бы он звучал на следующее утро, если бы я

согласилась пойти с ним на ужин.

— Как долго ты был на Шпицбергене?

Он вздыхает, теплый вздох ложится на макушку моих волос.

Должно быть, я застаю его врасплох, потому что на этот раз он

отвечает на вопрос. — Шесть дней.

Шесть дней. Это один день до моего приезда. — Почему?

— Отпуск.
– Он гладит мою голову подбородком.

— Отпуск, - повторяю я. Его тепло мягкое под моими губами.

— Да. У меня было…, - он зевает, прижимаясь к моей коже, —

много свободного времени.

— И ты решил провести его в Норвегии?

— Почему ты так недоверчиво говоришь? Норвегия - хорошее

место. Там есть фьорды, лыжные курорты и музеи.

Вот только он не там. Не на горнолыжном курорте, и уж точно не в

музее. — Иэн. - Это так интимно, произносить его имя так близко к

нему. Вжиматься в его грудь, когда мои пальцы впиваются в его

футболку. — Как ты узнал?

— Что узнал?

— Что мой проект окажется таким дерьмом. Что я... Что я не смогу

закончить свой проект.
– Я снова начну плакать. Возможно. Вероятно.

— Было ли это... было ли это так очевидно? Неужели я просто

огромная, некомпетентная сволочь, которая решила сделать всё, что

она хотела, несмотря на то, что все остальные говорили ей, что она

собирается...

— Нет, нет, шшш. - Его руки крепко обхватывают меня, и я

понимаю, что на самом деле я плачу. — Ты не сволочь, Ханна. И ты

совсем не некомпетентна.

— Но ты наложил на меня вето, потому что я...

— Из-за внутренней опасности такого проекта, как твой. В течение

последних нескольких месяцев я пытался остановить этот проект

десятью различными способами. Личные встречи, электронные

письма, обращения - я испробовал всё. И даже те люди, которые

согласились со мной, что это слишком опасно, не вмешались, чтобы

предотвратить это. Так что нет, это не ты сволочь, Ханна. Это они.

— Что?
– Я приподнимаюсь на локте, чтобы выдержать его взгляд.

Синий в ночи кромешной. — Почему?

— Потому что это великий проект. Он абсолютно гениален и

способен

произвести

революцию

в

будущих

космических

исследованиях. Высокий риск, высокая награда.
– Его пальцы убирают

прядь за моё ухо, затем проводят по моим волосам. — Слишком

высокий риск.

— Но Мерел сказал, что...

— Мерел - гребаный идиот.

Мои глаза расширяются. Тон Иэна раздраженный и яростный, и это

совсем не то, чего я ожидала от его обычно спокойного, отстраненного

характера. — Ну, доктор Мерел имеет докторскую степень в Оксфорде

и, как я полагаю, является членом МЕНСА27, так что...

— Он придурок. - Я не должна смеяться или прижиматься ещё

ближе к Иэну, но я не могу удержаться. — Он был в АМАШЭ, когда я

тоже был здесь. Во время моей второй экспедиции было две серьезные

травмы, и обе произошли потому, что он подталкивал ученых к

завершению полевых работ, когда условия не были оптимальными.

— Подожди, серьезно?
– Он отрывисто кивает. — Почему он до сих

пор работает в NASA?

— Потому что его халатность было трудно доказать, и потому что

члены АМАШЭ подписывают отказ от ответственности. Как и Ты. -

Он делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Почему ты была

там одна?

— Мне нужно было завезти оборудование. Буря не

прогнозировалась. Но потом неподалеку сошла лавина, я испугалась, что мой мини-вездеход будет поврежден, стала убегать, не глядя, и...

— Нет, почему ты была одна, Ханна? С тобой должен был быть кто-то ещё. Так было сказано в предложении.

— О.
– Я сглотнула. — Мерел должен был прийти на подмогу. Но он

неважно себя чувствовал. Я предложила подождать его, но он сказал, что мы потеряем ценные дни данных и что я должна идти одна, и я...
–

Я сжимаю пальцами материал футболки Иэна. — Я пошла. А потом, когда я позвала на помощь, он сказал мне, что погода меняется, и...

— Блять, - бормочет он. Его руки сжимаются вокруг меня, почти до