Низина

А здесь он добился многого: получил образование, нашел увлекательную работу, отправил Белу в колледж, имел приличное жилье. То есть в материальном отношении он неплохо преуспел.

Но ему по-прежнему недоставало сил сказать Беле то, что ей следовало знать. Он по-прежнему именовал себя ее отцом, то есть продолжал присваивать это звание не по праву. Прав был все-таки Удаян, когда сказал, что он умеет думать только о себе.

Осознание этой острой необходимости довлело над ним и страшило с каждым днем все больше. Это было самое большое незавершенное дело всей его жизни. Бела была уже совсем взрослая и сильная и вполне могла справиться с таким признанием, но он любил ее больше всего на свете и именно поэтому не в силах был сделать признание.

Он все отчетливее осознавал, насколько плотно оброс обязательствами и вещами, которых теперь все больше требовало его физическое существование. Тысячи покупок в магазинах, бесконечные сумки с продуктами, выгружаемых из багажника и рассовываемых потом по кухонным шкафчикам и буфетам, — и все только для того, чтобы прокормить одного человека, поддержать одно человеческое тело. А эти таблетки, которые он глотал по утрам? А приправы, без которых он не мог приготовить карри или дал?

Когда-нибудь он умрет, так же как и Ричард, а вещи его останутся, и люди будут с изумлением перебирать их и выбрасывать на помойку. Постепенно он уже начал ограничивать свои потребности, отрезать все лишнее и незначительное, включая и отношения с людьми, с которыми его мало что связывало. Одно только оставалось для него священной в своей нетронутой целостности — история Удаяна.

* * *

Этот дом он узнал сразу — дом напротив колонки и водонапорной башни, его они с Ричардом когда-то снимали на двоих. Белый деревянный дом с черными ставнями. Поскольку нумерация домов с тех пор изменилась, а на открытке с приглашением, врученной Элизой, не было фото, он, конечно, не мог догадаться, когда ехал сюда, что это тот самый дом.

Элиза улыбалась, когда отрывала ему экскурсионный билетик и выдавала сдачу. Сегодня она выглядела иначе. На ней было свободное цельнокроеное платье шафранового цвета, солнцезащитные очки на голове поверх волос.

— Спасибо, что пришли. Как у вас дела?

— А я знаю этот дом. Я жил здесь. С Ричардом.

— Вы? Жили здесь?

— Да, когда только приехал в Америку. А вы не знали?

Улыбка ее как-то сникла, в глазах появилось озабоченное выражение.

— Надо же, я понятия не имела.

Она не поделилась этой информацией с остальной группой, когда экскурсия началась. В доме все изменилось до неузнаваемости, даже число комнат увеличилось. Много деревянной обшивки — и на дверях, и на стенах. Камин отделан дубом. Появилась мебель темного дерева. Столы отреставрированы, покрыты лаком.

Он не помнил толком, как здесь было раньше. И все-таки он жил здесь, глядел из этих маленьких окошек, когда занимался. Это было так давно, он только приехал в Род-Айленд, и Удаян тогда был еще жив. Здесь, в этом доме, он читал письма Удаяна. Здесь он увидел фотографию Гори, разглядывал ее, пытался представить себе, какая она в жизни, и даже не подозревал, что ему будет суждено жениться на ней.

Элиза рассказывала о мебели и об истории поселка, который когда-то принадлежал к коммерческому кварталу города. Рядом с домом когда-то располагалась шляпная мастерская, а за ней цирюльня, куда жители поселка ходили бриться.

Этот дом, оказывается, раньше принадлежал портному, здесь он жил и держал свое ателье. Потом здесь находилась контора адвоката, а еще позже дом просто служил жильем для четырех поколений владельцев. В шестидесятых годах его сдали внаем. Последний владелец перед смертью завещал дом местному историко-краеведческому обществу, которое, постепенно собрав средства, отреставрировало его в сотрудничестве с местной галереей искусств для проведения художественных выставок на первом этаже.

Он был потрясен таким рвением — сохранить для потомков подобные места. Всю эту старинную мебель, посуду, утварь, канделябры и паркетные полы. Чтобы нынешние поколения могли иметь представление о том, как жили люди в старые времена.

Экскурсия произвела на него волнительное, почти гнетущее впечатление. Он чувствовал себя здесь чужим, лишним. Не только в этом доме, но и вообще на земле. Прошлое закрывало перед ним двери, отказывалось впустить его. Оно только напоминало ему: здесь он оказался случайно, осел и обжился, но это не его место. Как и Бела, оно приняло его, но в то же время сохранялась дистанция. Среди здешних людей и здешней природы, которую уже хорошо изучил и полюбил, он по-прежнему оставался гостем. Возможно, даже самым худшим типом гостя — который отказывается уходить.

Он подумал сейчас о двух домах, принадлежавших ему. О доме в Толлиганге, где он не был ни разу после смерти матери, и о доме в Род-Айленде, где его бросила Гори. За домом в Толлиганге присматривал один его родственник — сдавал дом в аренду, собирал плату и помещал ее на банковский счет, вычитал только сумму, необходимую для ремонтных надобностей.

Он точно знал: никогда не вернется туда, и все же никак не мог решиться продать этот крошечный клочок земли и этот дом, который по-прежнему называл родительским.

Дом в Толлиганге сейчас снимал врач с семьей, первый этаж служил ему приемной и кабинетом. Вряд ли этому жильцу была известна история дома и его владельцев, хотя, возможно, он и слышал что-то от соседей. Какую-нибудь искаженную версию. И вряд ли лет через двести в дом будут приходить группы восхищенных экскурсантов.

Когда экскурсия закончилась, он записал свое имя, номер телефона и электронный адрес в журнале историкокраеведческого общества. Элиза вручила ему еще одну открытку с приглашением на распродажу садовых растений в следующем месяце.

После их короткой беседы перед началом экскурсии она не уделяла ему особого внимания и обращалась только ко всей группе. Не подошла к нему, когда он стоял один на втором этаже в холле, в той части дома, которая казалась ему особенно близкой.

Из этого он сделал заключение: она пригласила его только ради своего краеведческого общества, а не по какой-либо еще причине. Но спустя несколько дней она вдруг сама позвонила:

— У вас все в порядке?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Да вы в тот день выглядели каким-то потрясенным. Я не хотела вам мешать.

Она позвонила, чтобы пригласить его еще на одну экскурсию. Не на спектакль и не на концерт, от которых он, скорее всего, отказался бы. Она сказала, что помнит, как на похоронах Ричарда он упоминал, что любит пешие прогулки по велосипедной трассе. А она, оказывается, была членом походного клуба, раз в месяц устраивавшего экскурсии к местным памятникам природы.

— Мы в следующий раз встречаемся у Большого Болота, вот я и подумала о вас, — сказала она перед тем, как спросить, готов ли он присоединиться.