Низина
Шрифт:
Теперь он уже, конечно, начал отучать себя от чувства ответственности за ее будущее — от идеи сыграть свою роль в ее будущем выборе. Если бы он растил дочь в Калькутте, то такая роль еще могла бы состояться, в Калькутте он еще мог бы заводить разговоры о ее замужестве. Здесь же подобные вещи считались вмешательством в чужую личную жизнь. Независимо от степени родства. Он вырастил свою дочь в местах, свободных от подобных традиционных оков и устоев. Когда он однажды поделился своими переживаниями на этот счет с Элизой, она посоветовала ему просто молчать на эту тему, напомнила: у современной молодежи
С другой же стороны, если хорошенько подумать, то как он мог ждать от Белы желания выйти замуж, когда у нее перед глазами их с Гори дурной пример? Продемонстрировали пример семьи, где каждый был одиночкой. Семьи, которая лопнула и распалась. И вот такое наследство досталось Беле. Уж что-что, а это она точно от них унаследовала.
Она скучала по Новой Англии, всегда говорила ему об этом по дороге из аэропорта домой. Бела смотрела из окошка машины и узнавала близкие сердцу места, просила его остановиться, когда видела на обочине грузовики, торговавшие замороженным лимонадом.
Дома она распаковывала сумки, доставала завернутые в салфетки сливы и нектарины и раскладывала их по блюдам.
— Ты на сколько приехала? — спросил отец за ужином, он специально приготовил баранину с рисом. — Надеюсь, недели на две, не меньше?
Она съела две порции и теперь отложила вилку в сторону.
— Не знаю. Это будет зависеть от обстоятельств.
— От каких?
Она внимательно посмотрела ему в глаза. В них он на этот раз заметил нервозность, явное желание что-то сказать и попытку собраться с силами. Ему вспомнилось сейчас, как она в детстве складывала вместе ладошки, перед тем как нырнуть, когда он учил ее плавать на мели около берега. Сложив ладошки, напрягалась вся, сосредотачивалась, готовила себя к новой попытке, собирая всю волю для окунания с головой.
— Папа, я должна тебе что-то сказать. У меня есть новости.
Сердце у него сначала чуть не выпрыгнуло из груди, потом забилось учащенно. Только сейчас он это понял. Причину этой улыбки на ее лице в аэропорту, это отсутствие в кои-то веки желания спорить, которое он наблюдал обычно.
Хотя нет, он опять обманулся. Она же не привезла с собой друга, не пригласила его в свой дом, чтобы познакомить с отцом.
Она набрала полную грудь воздуха и, шумно выдохнув, объявила:
— Я беременна.
У нее уже был четырехмесячный срок. Отец будущего ребенка не был частью ее жизни и даже не знал о том, что скоро у него может появиться ребенок. Это просто был какой-то парень, с которым ее связывали отношения. Может, год, может, всего одну ночь — этого она не уточняла.
Она решила оставить ребенка. Хотела родить. Субхашу она сказала, что тщательно все продумала и полностью морально подготовилась.
Бела считала, что отцу ребенка лучше об этом не знать. Так, дескать, будет меньше сложностей.
— Это почему?
— Не такого отца я хотела бы своему ребенку, — сказала она и, помолчав, прибавила: — Он совсем не похож на тебя.
— Понимаю.
На самом деле он не понимал. Не понимал, что это за мужчина — скоро должен стать отцом и даже не знает об этом. Такой мужчина не заслуживает
права называться отцом.Субхаш начал разговор осторожно, издалека:
— Ой, Бела, ты не представляешь, как это трудно растить ребенка в одиночку.
— Да ладно, ты же растил. И другие люди тоже.
— Все-таки у ребенка должно быть двое родителей — и папа и мама.
— Я не понимаю, тебя это волнует?
— Что?
— То, что я не замужем.
— Бела, меня волнует другое. То, что у тебя нет стабильного заработка, нет постоянного дома.
— У меня есть вот этот дом.
— Да, есть. И ты здесь всегда желанна. Но ты здесь бываешь всего две недели в году, а остальное время ты находишься где-то еще.
— Находилась.
— Находилась?
Она объяснила, что хочет вернуться домой. Хочет жить у него, родить своего ребенка в Род-Айленде. В том же доме, где выросла сама. Хочет некоторое время не работать.
— А тебе будет здесь хорошо?
Это совпадение его поразило. Опять беременная женщина, опять ребенок без отца. Ей нужно приехать в Род-Айленд, ей нужен он. Какой точный повтор! До мельчайших деталей! Та же история, что была с Гори много лет назад.
После ужина, когда со стола было убрано и посуда вымыта, Бела сказала, что хочет прокатиться на машине.
— Куда?
— Хочу посмотреть закат с мыса Пойнт-Джудит.
— А отдохнуть не хочешь?
— Да нет, я не устала. Ты со мной поедешь?
Он отказался — признался, что устал после поездки в Бостон в аэропорт и обратно, что предпочел бы сегодня больше не выходить из дома.
— А я поеду.
Спорить он не мог. Она водила автомобиль с шестнадцати лет, но сейчас эта мысль вызывала у него беспокойство. Вдруг безотчетно вспыхнуло желание не выпускать ее из дома.
Она, по-видимому, это почувствовала — покачала головой, когда брала у него ключи от машины, и сказала:
— Я буду осторожна. Скоро вернусь.
Они не виделись год, она только что пригласила его прокатиться вместе, и все же он понял: ей хотелось сейчас побыть одной, подумать, поразмыслить в одиночестве.
Он включил свет на крыльце, а в доме включать не стал — наблюдал из окна, как темнеет небо, как все его краски растворяются в надвигающейся черноте.
Гори тоже, помнится, пыталась навязаться Беле. Но Гори делала это не так унизительно, как он. Гори хотя бы была честна в этих приставаниях. Они у нее были не такими бесконечными, не такими собственническими, как у него.
И вот их дочь теперь собралась стать матерью. Он уже сейчас видел: она будет не такой матерью, как Гори. Видел, с какой легкостью и гордостью она носит своего нерожденного еще ребенка.
У него, конечно, не умещалось в голове, как это она будет растить ребенка одна, без отца. Но переживал он не потому, что Беле предстояло стать матерью-одиночкой. Он переживал потому, что она теперь следовала его примеру, он сам вдохновил ее на такое ненормальное родительство.
На память ему пришел сейчас их давнишний разговор.
— А почему вас не двое? — спросила она как-то, сидя за столом напротив него.
Вопрос этот поразил его и озадачил. Он даже не сразу понял, а она продолжила: