Но-шпа на троих

– И он играет в группе? На гитаре? Или бьет по барабанам?

– Да не. Это же страница «Славные имена прошлого»! Тебе разве не сказали?

– Нет, – заорала я, забыв о всяких приличиях.

– Тише, – шикнула Тоня, – сейчас объясню. Раз в полгода мы делаем передачу с теми, кто очень давно был популярен. Понимаешь? История советской музыки.

– Зачем?

– У начальства спроси, – пожала плечами Тоня, – задумка главного редактора, его ценнейшая идея. Только этих людей все трудней отыскать. Иных уж нет, а те далече, приходится брать что есть. Провальная затея, рейтинг сегодня будет нулевой, все уснут – и ты, и я, и слушатели. Старичку, правда, хорошо, снова звездой себя ощутит.

– Так скажите редактору…

– Начальник, он и есть начальник, – сморщилась Тоня, – в восторге от своей придумки колотится. Так что забирай своего М… М… М…, в общем, тащи дедуську в студию, и семь футов тебе под килем.

Делать нечего. Я пошла к гостю и сказала:

– Пойдемте, передача начинается через несколько минут.

– Бладим комас, – сказал старикашка и вытянул вперед руку, – сакын брамс!

Я сообразила, что он не может сам встать с низкого сиденья, и, ухватив «раритет» за шершавые ладони, рывком поставила его на ноги.

– Шмаргадам, – кивнул дедуся и пошлепал в студию.

Я в полном оцепенении почапала за ним, села у микрофона, нацепила «уши» и, услыхав последние ноты заставки, бодро возвестила:

– Хай, кексы! Кто там скрючился, не тужи! В эфире я и моя трепалка. А в гостях у нас сейчас совершенно лососевый шнурок. Мадрабадан Шамбурбедович, здравствуйте!

Дедуся сидел у микрофона, разинув рот. Я слегка толкнула его и повторила:

– Здрассти!

– Ты офигела? – ожил в «ушах» голос Тони. – Ну ваще прям! Все имя переврала, он же М… М…, да погляди в бумагу! Динозавра кличут Кургманленбиков! А ну, повтори!

– Динозавра кличут Кургманленбиков, – машинально сообщила я.

– Ой, дура, – взвыла Тоня, – не в эфир же!

Тут старичок встрепенулся и выдал в микрофон:

– Харберди махали хон метро, дзын колес бамба чай.

Я уставилась на дедуську. Где-то я уже слышала подобные речи.

– Колесман брамка штуп, – пробормотал дедуся и начал усиленно размахивать руками, – крас, крас, крас, ай люли!

И тут меня осенило! Ну конечно же! Совсем недавно, с огромным удовольствием в двухсотый раз я посмотрела по телику комедию «Бриллиантовая рука», вот в этой ленте так разговаривали иностранцы, запихивающие в гипс несчастному Семен Семеновичу Горбункову бриллианты:

– Цигель, цигель, ай люли!

– Бурменза лавренди, – вещал дедок.

Я решила взять инициативу в свои руки, хотя положение стало казаться трагическим. Старичок явно не понимает меня, я его, и что делать в подобной ситуации? Одна надежда на то, что слушатели, сообразив: сегодня в студии нет ничего интересного, убежали подальше, не забыв выключить приемники. Искренне надеюсь, что нас никто не слышит.

– Ну, хватайте трезвоново, – заявила я, – и сыпьте удивления. Мы с Мурзилкой ответим!

– Мурзилка! – заохала Тоня. – Мать моя женщина, откуда ты это взяла!

Я уцепила бутылку с водой и сделала огромный глоток.

Господи, сама не знаю! Как-то вылетело!

– У нас звонок, – неожиданно сообщила Тоня, – Мария.

– Приветусик, Машенька, – завопила я в полном восторге.

Господи, может, эта девочка сейчас задаст какой-нибудь вопрос и я худо-бедно доведу передачу до конца?

– Добрый вечер, уважаемая Евлампия, – послышался безукоризненно вежливый голос женщины лет сорока, – я слышала ваше предыдущее выступление, оно мне очень понравилось. Но, простите, пожалуйста, на каком языке вы сегодня общаетесь с достопочтенным гостем? Если можно, переведите беседу, я не поняла ни слова!

Я, пившая в этот момент воду, подавилась и растерянно спросила у дедуськи:

– Э… Мармалых Шампуртарбетович, вы русским языком владеете?

– Конечно, – вдруг очень четко ответил гость.

– Господи, миленький, что сразу-то не стали по-нашему разговаривать?

Дедуля развел руками:

– Так мне сказали, на телевидении следует на своем родном выступать, а переводчик растолкует, да и вы не по-русски болтаете!

– Мы на радио, – напомнила я, – на телике, оно, может, и по-другому можно, а здесь лишь на русском.

– Это радио? – удивился дедок. – Правда?

– Стопроцентно, – заверила я.

– То-то, я гляжу, все какое-то не такое! – воскликнул старичок. – Ни круга, ни зрителей, ни этого, усатого, как его…

– Кого?

– Ну того! Забыл. А! Якубович!

– Так вы собрались в «Поле чудес» играть?

– Точно.

– Мрак, – ожила Тоня, – ваще караул. Быстро спрашивай про музыку.

– Вы на чем играете? – бодро воскликнула я.

– Играю?

– Ну да! Какой инструмент ваш любимый…

Дедуся кашлянул:

– Сложно, прямо так сразу и не ответишь. Наверное, бензопила!

Тоня издала звук, больше всего похожий на хрюканье, я сгребла в кучу остатки самообладания. Бензопила? Однако он оригинал. Хотя есть же люди, исполняющие мелодии на расческах и бутылках.

– Еще штангенциркуль, – бубнил гость.

Я изумилась до крайности. До чего только не додумаются люди! Прикрепить циркуль к штанге!

– И как на нем играть? – с интересом осведомилась я.

– На ком?

– На штангенциркуле.

– Так им меряют.

– Что?

– Ну… всякое.

Я схватила дедушку за плечо и, уставившись в бумажку, произнесла:

– Уважаемый Мухромаддазин Шалмидандахович, расскажите о своей музыкальной карьере.

Чувство всепоглощающей гордости затопило меня. Я это сделала! Произнесла его имя без ошибок и запинки!

– Доченька, – вдруг спросил дедушка, – я никак не пойму, как ты меня обзываешь? Мухр… Мух… Му… Прямо не выговорить.

Я вцепилась в стол:

– Разве вы не Мухромаддазин?

– Господь с тобой! Ваней меня родители нарекли! Иваном Ивановичем давно кличут!

– Абзац, – резюмировала Тоня.

– Так отчего мне сказали, что вы музыкант Кургманленбиков? – подскочила я.

Дедушка растерянно заморгал:

– Понятия не имею, я всю жизнь рабочим был на заводе, а на старости лет кроссвордами увлекся, послал письмо в «Поле чудес». А меня и пригласили на передачу, проезд оплатили, гостиницу, приз дали!

– Так вы же выступали?