Ночь иллюзий

– Хм, - и они все, как на шарнирах, повернулись в мою сторону.

– Матерь Божья, - сказал Вольф и начертил в воздухе магический знак. Ван Ваук произнес нечто нечленораздельное. Иридани нервно раздул ноздри. Трейт выругался и потянулся рукой к бедру.

– Гадкий шалун, - сказал я.
– Если выкинешь что-нибудь чересчур остроумное, то я превращу тебя в уродливого клоуна с плохим цветом лица.

– Этому следует положить конец, Флорин, - запротестовал, хотя и слабо, Ван Ваук, - так не может больше продолжаться.

Я шагнул в сторону и бросил взгляд на дверь, в которую только что вошел. Это была самая обычная дверь, расщепленная около замка, и за ней - ровная поверхность обычного бетона.

– Согласен, - сказал я.
– Вообще-то мы физически не могли пройти столько. Сколько прошли, но вы обратили внимание, что это меня даже не затормозило. Кто хочет наконец раскрыть секреты? Иридани? Вольф?

– Правду?
– Ван Ваук издал звук, который мог быть смехом, задушенным в колыбели.
– Кто знает, что такое правда? Кто вообще что-нибудь знает? Ты, Флорин? Если так, то у тебя есть преимущество перед нами, уверяю тебя!

– Машина должна быть разрушена раз и навсегда, - сказал Иридани холодным тоном.
– Я полагаю, теперь ты понимаешь это. Флорин?

– Еще нет, - сказал я.
– Что случилось с Барделлом?

– Он упал и стукнулся головой, - сказал Трейт противным голосом.

– Приведите его в чувство, чтобы он мог присоединиться к нам.

– Забудь о нем, это просто лакей, - произнес Ван Ваук.

– Тогда кто научил его обращаться с Машиной Сновидений?

– Что?.. Никто. Он ничего не знает. Барделл застонал и перевернулся. По моему настоянию Иридани и Трейт привели его в чувство. Барделл потер виски и оглядел собравшуюся компанию.

– Они пытались убить меня, - сказал он дребезжащим голосом.
– Говорю тебе, они хотели убить меня и...

– Успокойся, Барделл, - сказал я.
– Я намерен провести эксперимент. Ты готов помочь?

– Что ты имеешь в виду?

– Я признаю, что Барделла нельзя назвать важной персоной, но вы, ребята, кажется, с ним не сошлись во взглядах. А это делает его моим союзником. Ты согласен с этим, Барделл? Становишься ли ты на мою сторону или предпочтешь сгореть вместе с Ван Вауком и его компанией?

Барделл переводил взгляд с них на меня и обратно.

– Подожди минутку. Флорин...

– С этим кончено. Теперь мы действуем. Ты со мной или с ними?

Он кусал губы и дергался. Открыл рот, чтобы заговорить, но что-то лишь невнятно просипел.

Трейт засмеялся.

– Вы поставили не на ту лошадь. Флорин, - сказал он.
– Это не мужчина, а кувшин с желе.

– Хорошо, я помогу тебе, - сказал Барделл спокойно, подошел ко мне и встал рядом.

– Трейт, неужели ты никогда не научишься держать свою дурацкую пасть закрытой?
– сказал Иридани голосом, выкованным из легированной стали.

– Конечно, будь похитрее, - сказал я.
– Это оживляет игру.
– Я махнул рукой.
– Все назад, к стене.
– Они повиновались, несмотря на то, что никто им не угрожал оружием.

– Барделл, включи машину сновидений.

– Но... вы не подключены к ней.

– Просто включи. Я войду с ней в контакт и отсюда.

– Я требую, чтобы вы сказали, что собираетесь делать!
– прорычал Ван Ваук.

– Полегче, - сказал я.
– До сих пор я плыл по течению. Теперь я беру штурвал в свои руки.

– Что это значит?

– Кое-кто делал намеки, что я ответственен за некоторые аномалии. Согласно этой теории, я и первоисточник зла, и одновременно жертва - бессознательная. Я переношу действия в сферу сознания. Следующий трюк, который вы увидите, будет произведен вполне осознанно.

Иридани и Ван Ваук издали какие-то невнятные звуки; Трейт оттолкнулся от стены и замер в нерешительности. Барделл крикнул:

– Работает!

– Не делайте этого, Флорин!
– рявкнул Ван Ваук.
– Разве вы не видите ужасную опасность, свойственную...
– Он дошел до середины фразы, когда Иридани и Трейт атаковали меня, бросившись в ноги. Я нарисовал кирпичную стену высотой до колена, пересекающую комнату.

И она возникла!

Трейт ударился о нее в полете, перевернулся и шлепнулся на спину, как будто упал с крыши. Иридани успел выставить вперед руки и врезался в кирпичи, издав звук кошки, когда на нее наступают.

– Ради Бога, - выкрикнул Ван Ваук и попытался заползти на стену позади себя. Иридани заблеял, как овца, замычал сопрано, как корова, переворачиваясь и поджимая ноги. Барделл закудахтал, как цыпленок. Трейт просто лежал на месте, как дохлая лошадь.

– На сегодня зверинца достаточно, - сказал я и вообразил, что их не существует.

Они исчезли.

– Теперь мы куда-нибудь выберемся, - сказал я и вообразил, что у комнаты нет одной из стен.

Она послушно исчезла, но пористая поверхность бетона осталась'.

– Сгинь, бетон, - пожелал я, но он остался. Я ликвидировал три другие стены, пол и потолок, мебель и все остальное, обнажив везде грубый бетон, слабо отсвечивающий жутковатым фиолетовым светом.

– 0'кей, - сказал я громко, мои слова ударились о глухие стены и упали замертво.
– Попробуем сконцентрировать силы.

Я выбрал место на стене и сказал себе, что его нет. Возможно, оно слегка затуманилось, но не исчезло. Я сузил фокусировку до пятна размером с монету в десять центов. Фиолетовый цвет в этом месте потускнел, и больше ничего. Я сжал фокус до размеров булавочной головки и вложил в удар все силы.

От точки зигзагом во все стороны побежали трещины. Выпал толстый кусок, впустив серый свет и извивающиеся щупальца тумана. Стена рухнула, как мокрое пирожное, почти беззвучно. Я пробрался через мягкий мусор в водовороте тумана. Пушистым грибом-дождевиком впереди блеснул свет. Когда я подошел, он превратился в уличный фонарь, старомодную карбидную лампу в железном корпусе на высоком стальном шесте. Я остановился под ним и прислушался. Кто-то приближался.

Через мгновение Дисс, лиловато-розовый монстр, появился передо мной, одетый в черный вечерний костюм.

– Ну и ну, - сказал он, причем прозвучало это не так небрежно, как обычно.
– Как вы попали сюда?

– Я не попадал, - сказал я.
– Вы находитесь в передающей кабине в двух световых годах от Солнца, а я погоняю парой кошмаров на старой доброй Улице Сновидений, помните?

Он выдавил смешок и сразу же отбросил его, почти не использовав.

– Вы не выполнили наше соглашение, - сказал он тоном, показавшим, что его чувства ущемлены, но не смертельно.