Ночная Охотница

Он знал, что все обстояло именно так, но он не был в состоянии определить, когда именно изменились его собственные чувства. Сначала он хотел убить ее, и тут же захотел обладать ею. Теперь он был готов отдать что угодно, даже собственную жизнь, чтобы ей удалось избежать, уготовленной ей судьбы.

И спасти ее от самоуничтожения.

От нее ничего не останется, когда обращение завершиться. Она превратиться в дикое кровожадное существо, размышляющее лишь об охоте и насилии. Он был охотником, и в его обязанности входила уничтожать, подобных этому. Охотница знала об этом.

– Вы не питались.

Голос Молинеукса отвлек его от мрачных мыслей.

– У вас имеется кровь, или мне попросить Маркуса раздобыть ее?

Бишоп обернулся к нему.

– Есть немного. Флореа знает, где.

Слава Господу за его предусмотрительность. Они с мужем подстрелили трех вампиров и несколько людей во время нападения. Если бы не они, все было бы куда хуже. Не взирая на произошедшее, они оба все еще находились в доме, обсуждая текущие дела.

– Могу я сделать что-нибудь еще?

– Марике нужна пища.

Бишоп потер лоб.

– Да и вам с Маркусом не мешало бы перекусить. Я посижу с нею.

Молинеукс кивнул, словно он понял даже то, что Бишоп не произносил. Ему нужно было, хотя бы ненадолго остаться с ней наедине.

– Маркус, идем. Время ужина.

Молодой человек глянул на него поверх очков сидящих на его красивом носу, оторвавшись от записей в блокноте. Он снял очки, перевел взгляд со священника на вампира и обратно.

– Конечно.

Бишоп понятия не имел, что взбрело в голову мистеру Грею, но если это обидит Марику, то следующим, что туда проникнет, будет его кулак.

– Возможно, - прошептал Молинеукс, так чтобы услышал только Бишоп, - вы станете лояльнее относиться к моему юному другу, если узнаете, что он прямой потомок Дреукса.

Бишоп подскочил от неожиданности. Он и представить себе такого не мог. Не удивительно тогда, что он так интересовался вампирами, и конкретно ими пятерыми в частности.

– Он знает, что Дреукс покончил с собой, потому что превратился в Носферату?
– Спросил он осторожно.

Молинеукс мотнул головой.

– Возможно, ты сам бы мог ему рассказать. Ему было бы важно знать причину самоубийства Дреукса, я уверен.

Без сомнения так и было.

– Возможно, я расскажу ему, но не сейчас.

На губах священника снова появилась знающая улыбка.

– Конечно.

– Отец Фрэнсис?

Священник обернулся, искренне удивляясь, что Бишоп использовал его духовное имя.

– Да, Блейз.

– Кому-то нужно сообщить отцу Марики. На всякий случай.

Отец Молинеукс печально кивнул.

– Конечно.

Священник вместе со своим компаньоном покинули комнату, оставив Марику с Бишопом наедине.

– Ты останешься со мной?
– Спросила она тихим хриплым голосом.

– Я не буду так бояться неизбежного, если ты со мною будешь рядом.

Ее откровенность разбила ему сердце.

– Как ты думаешь, чем бы нам заняться, маленькая полукровка?

Она немного улыбнулась.

– Я не полукровка, Бишоп. Больше нет. Я ощущаю, как возрастает во мне гнев. Мне хочется рвать и метать. Уничтожать людей. Пять минут назад я намеревалась мистеру Грею засадить карандаш прямо в глаз.

– У меня была похожая мысль

Он прошел через комнату, на освободившееся мистерем Греем место.

– По счастью у меня нет карандаша, значит, мне тебя нечего бояться.

Она протянула руки, и он взял их. Ее кожа была теплой. Слишком теплой.

– Мне не нравится иметь подобные мысли и чувства.

– Я знаю.

Она перебирала его пальцы, поглаживая большим пальцем.

– Когда они начнут мне нравиться, ты убьешь меня?

Бишоп тяжело сглотнул. Комок в его горле не сдвинулся с места.

– Когда, ты начнешь осуществлять их, да.

Она вздохнула.

– Хорошо. Я не желаю становиться монстром, Бишоп. Ты ведь не допустишь, чтобы это произошло со мною, правда?

Он покачал головой, глаза его щипало.

– Не позволю.

Она сжала ему руку.

– Спасибо.

– Почему ты такая спокойная?
– спросил он.
– Почему ты не злишься? Не пытаешься бороться?

И без того огромные глаза Марики распахнулись. Бишоп скрыл внутреннее содрогание.

– Я не могу сопротивляться этому, так ведь? Он велел, чтобы я пила, и я выпила, потому что он угрожал моему брату. Я спокойна потому, что мне не страшна смерть, и ты не позволишь, чтобы это случилось со мною. И я не сердита, потому, что монстр внутри меня питается гневом, и ты сердит за нас двоих.

Да, он безусловно был сердит. Он не знал, способен ли он был убить ее и дождаться следующего рассвета.

– Когда мы столкнулись впервые, ты сказал, что одному из нас придется умереть.

Она горько рассмеялась.

– Я была абсолютно уверена, что это точно не я.

– Этого не произойдет.

Но было такое ощущение, что он обращался к стене.

– Мне действительно очень жаль, - ответила она грустно. Жаль, что я никогда не увижу Санти - человека, которого так любила моя мать.

– Ты познакомишься с этим ублюдком, я обещаю тебе.

Ее губы тронула улыбка.

– Еще о том, что у нас с тобой так мало осталось времени. Куда бы я не направилась, я буду по тебе скучать, Бишоп.

Ее глаза наполнились слезами. Она моргнула и они потекли. Бишоп протянул руку и вытер их. Они были розовыми, от разгоряченной крови. Она растворялась.

– Ты никогда не изменишься, - хрипло прошептал он.
– Я не намерен потерять тебя.

Она приоткрыла глаза, и устало улыбнулась ему.

– Я тоже тебя люблю.

Он не мог сдержать набежавшую слезу, скатившуюся по щеке. Радость, горе, гнев - все смешалось внутри него. Даже утрата Элизабет не ранила его так, как это. Он испытывал гнев и жажду мести, но не эту всепоглощающую пустоту неизбежного горя. Он переживал это так, словно умирал вместе с нею.