Ночная пуля

6. Смерть Ильича

Мы уже второй раз играли втроем. Не приходит Валентин Ильич. Я несколько раз стучал в его однокомнатную квартиру на третьем этаже. Тишина. Мы теперь играем каждую ночь. Вна­чале, когда в доме еще только организовывали ночные дежурст­ва самообороны, мы собирались по понедельникам раз в неделю. Теперь, кроме нас, никто не дежурит. Мне кажется, что в на­шем подъезде осталось процентов двадцать пять жильцов, а мо­жет и того меньше. Возможно, Ильич тоже решил слинять. Но мог бы предупредить! Ведь не чужие. Странно... Я уже готов­люсь ко сну, как меня будит настойчивый стук в дверь. Вот таких вещей, признаться, я не люблю больше всего. Подкрадываюсь неслышно к двери. Смотрю в глазок. Серега! Открываю. По его роже сразу понимаю, что-то приключилось!

– Ильич лежит под балконом! Полный труп!
– выпаливает Серега.

 Идем туда.

– А у меня башка стала прямо раскалываться, - зачем-то начинает он оправдываться.
– Решил пройтись немного... около дома. Он уже дня два лежит, не меньше!

– Правильно! Он две игры и пропустил!
– отвечаю, чтоб что-то сказать. Не хочется молчать.

Ильич лежит, раскинув руки, лицом вниз. В костюме. Ка­жется, португальский. Такие продавались лет пятнадцать назад.

– Может, с балкона выкинули?
– предполагает Серега. – Его стояк!

Мы, не сговариваясь, задираем вверх головы.

– Он на третьем этаже, - говорю я.
– Не разбился бы на­смерть!

– Никто и не говорит, что от этого!

– Ладно! Давай отнесем его в квартиру!
– предлагаю я.

– Может, вызвать милицию?
– говорит Серега.
– Это я так, по инерции... Потащили!

Нести неудобно. Ильич достаточно тяжел.

– Лучше в одеяле!
– говорит Серега.
– Тут как-то сосед­ская бабушка дуба врезала. Попросили помочь. В коридоре кувырнулась. Ну, мы ее на одеяло положили. Очень удобно...

 Он роется в карманах Ильича и вытаскивает ключи.

– Я сейчас!
– бежит в дом.

Приносит одеяло. Тащим Ильича в подъезд.

– Кто интересно его?
– спрашивает подавленно Серега. – Может, привел кого к себе?
– и сам же себе отвечает: - Вряд ли! Он не по этой части...
– замявшись, добавляет: - Был...

 Вносим Ильича в квартиру.

– У него родственники-то есть?
– интересуюсь я.

– Вроде он про сестру как-то говорил... Что она - ред­кая стерва, - неуверенно отзывается Серега.
– Сейчас хоронить кого-нибудь, не приведи господь!

– Надо будет помочь!

– Надо...

– Странно, что говорил про сестру, - у меня возникает непонятное подозрение.
– Что это он вдруг с тобой разоткровенничался?

– Случайно вышло... Точно не помню. Вроде того, что друзья часто лучше родственников, - объясняет Серега. Берет записную книжку, лежащую рядом с телефоном. Листает ее.

Подхожу к балкону. Дверь не заперта. "Возможно, и сбро­сили... "Хотя следов присутствия посторонних людей вроде бы и нет. На письменном столе небольшая фотография в рамочке. Элла с Женькой. На всякий случай кладу ее себе в карман.

– Есть телефон!
– обрадовано кричит Серега.

– Давай звони! Вроде вчера связь была!
– пытаюсь перело­жить на него эту мало приятную обязанность.

Моя нога неожиданно едет вперед. Наступает отстранение. Я одновременно делаю неловкий вынужденный шпагат и при этом смотрю на себя со стороны. Сильно напрягаются мышечные связ­ки, успеваю зацепиться за край стола.

– Ты чего?!
– кричит в изумлении Серега.

– Ничего!
– бросаю в ответ. ''Может быть, он из службы безопасности?'' -мелькает не такое уж и странное предположе­ние. Встаю, поднимаю ногу и вижу причину моего акробатичес­кого эксперимента. Маленькая перламутровая речная жемчужин­ка. Мне не надо вспоминать. Она из нитки, которую носит Эл­ла. Моя Элла... Нет, скорей, наша. Опускаю жемчужинку в кар­ман. К фотографии. У моей жены такое же жемчужное колье. Как они без меня?.. Лет десять назад мы плыли на пароходике по Чудскому озеру. Лето. Жара. Живописные берега. Высаживаемся на острове. Располагаемся на берегу. Неподалеку резвится ло­шадь. Вдруг она падает и начинает валяться в пыли.

– Атас!
– кричу изо всех сил.
– Лошадь взбесилась!

Наши спутники моментально оказываются за огромным валуном. Видны только испуганные глаза Михалыча. Я катаюсь от хохота.

– Да, шутка! Шутка! Выходите!
– кричит моя жена.
– Что вы его не знаете?!

Выходят обиженные приятели. Ничего себе шуточки? Раз­молвка!.. Конечно, это был не Михалыч. Но очень на него по­хожий художник. Очень!

Достаю пачку детского питания. На сей раз рисовую кашу. Снова настойчивый стук в дверь. Опять Серега! Он мне уже надоел. Может быть, он все же из службы безопасности?

– Притащилась сестра Ильича!
– возвещает он.
– Хочет с нами говорить!

– Как она?
– интересуюсь скорее по привычке.

– Монстр!

"Это не из лексикона шофера. Перестает за собой следить, - отмечаю автоматически.
– Главное, чтоб не сорвалась сегод­няшняя пуля."

Идем к Ильичу. Бабенка-сестра смотрит подозрительно, хочет заглянуть в душу. Думает, что же эти подлецы уже успели ста­щить из Ильичева барахла?

– У меня детского питания почти пол-ящика еще осталось!
– чтоб успокоить, объясняю ей ситуацию. На самом деле запас составляет почти целый ящик. Не хочется дразнить сестренку.

– Мне это неинтересно!
– раздраженно говорит она.
– У Вали были старинные ордена и медали. Коллекция. Большой цен­ности!

– Стал бы он их хранить дома?!
– вмешивается в разговор Серега.
– А может, и проел свои медали! Голод-то ведь не тетка!

– Причем тут голод?!
– взрывается наследница.
– У него шведского пюре десять коробок! Помогите загрузить его в ма­шину! Постараюсь, устроить его куда-нибудь... в морг.

Сестренка не из простых. Прикатила в шикарном "Мерседесе". Кладем Ильича на заднее сидение.

– Ключи!
– резко говорит она, садясь за руль.

– Может быть, забыли в квартире?
– предполагаю наивно, думая, что речь идет о ключах зажигания.

– От квартиры!
– поморщившись, поясняет она.

– От квартиры?
– валяет дурака Серега.
– Не надо бы вам их давать, - размышляет он вслух.
– Невоспитанных людей на­до же как-то учить... Ну, да ладно!
– бросает ей ключ в ка­бину.

Машина, обдавая нас бензиновой гарью, укатывает восвояси.

– Движок бы лучше отрегулировала, стерва эдакая!
– плю­нув ей вслед, комментирует Серега.

Мы расстаемся.

– До вечера!
– хлопаю его по плечу.

– До вечера!
– как эхо вторит он и тоже хлопает меня по плечу.

Иду доваривать свою кашу и думаю, не скажется ли такая диета на моей потенции. Пока, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить...

"Власть не может быть плохой или хорошей...
– помешиваю старинной ложечкой с нашей семейной монограммой кашу.
– Она может быть плохой или... очень плохой!" Мысль не нова. Но позволяет определить позицию как вечно-безразличную оппозицию, продолжая помешивать кашу, мгновенно достаю нож и бросаю его в старинный буфет. Нож с силой втыкается в тем­ную мореную дубовую поверхность. Она вся испещрена следами от прошлых попаданий. "Жизнь дороже старины..." - меланхолия начинает овладевать мной. Бросаю к чертовой матери эту кашу, хотя такого цвета лица у меня не было в самые лучшие застой­ные годы.