Ноша избранности

Раздобыть хорошей воды не удалось. То, что Ане удалось сцедить, переливая воду из ведра в ведро, цветом напоминало чёрный кофе, и так же похрустывало на зубах. Пить такое, от большой жажды, конечно можно, но промывать гнойные раны не стоит.

Больше всего Аня боялась, что раненый начнёт отбиваться, выдаст себя криком, но всё то время, пока девушка ковырялась в его воспалённой ране, удаляя гной, он лежал неподвижно, стиснув зубы и вцепившись пальцами в истоптанную траву. Даже дышал через раз. Ругался его товарищ. Тихо. Почти шёпотом, он выговаривал все неприличные слова, которые только пришли ему на ум и Аня убедилась, что прекрасно его понимает. Впрочем, операции мужчина не мешал. А это - главное.

Покончив с грязной работой, Аня перевязала рану, разделила между пленниками воду. Последняя порция естественно досталась последнему в цепочке - ругателю. Мужчина скрипел зубами от злости, но выпил всё до капли. В таком положении не до гордости.

Кормили рабов в последнюю очередь, уже в темноте. Каждый получил приличный ломоть резиново-твёрдой каши из не провеянного, грубо растолчёного зерна. Кажется, ячменя. Приятели так устали, что и есть не могли. Впрочем, пищу никто не бросил.

Аня проснулась раньше всех и сразу вспомнила о раненом. Кожаное ведро с ремнём у неё никто пока не требовал и девушка поспешила к колодцу. Чудо произошло. За ночь вода отстоялась, грязь осела и ей удалось зацепить три четверти ведра вполне приличной жидкости.

Раненый при виде своей мучительницы стиснул зубы и отвернулся. Его товарищ сквозь зубы же помянул мерлузию - чудовище ночных кошмаров. Благодарности Аня не ждала. С какой стати? Она без церемоний размотала кружевную ленту. Забавная всё-таки картинка: мускулистое мужское бедро и повязка из тонкого, капронового кружева на нём. Второе чудо тоже свершилось: зловещая краснота, предвестница сепсиса (заражения крови), поблекла. Более того, опухоль уменьшилась и стала заметно мягче. Уже с лёгкой душой, Аня рванула присохший к ране, окровавленный лоскут белого батиста, осторожно убрала багровую, пополам с гноем кровь, хлынувшую из вскрытой раны. Нет, дело действительно идёт на лад. Если парень выдержит сегодняшний переход, то за него можно не волноваться. Свежий лоскут ткани на очищенную рану, тоже кружево вместо бинта, и несколько черепков воды каждому - награда за хорошее поведение. И скорее обратно. Пока не заметили хозяева. И воды зачерпнуть про запас не лишне. Судя по всему, дневной переход будет жаркий.

– Где ты была?
– раздраженно спросила её Алевтина. Голод победил отвращение с нервным напряжением, и она дожёвывала вчерашний кусок своей каши.

– За водой ходила, - ответила Аня, показывая на полупустое ведро и подавая подруге черепок с водой, - пока не замутили.

– Правильно, - одобрила её ответ Алевтина, принимая подношение - Почти чистая. Сейчас там, наверно одна грязь.

Аня утвердительно кивнула и тут взгляд её встретился с затравленным взглядом рабыни-подростка.

– Пить хочешь?
– вопрос сопровождался жестом. Малявка поняла, осторожно взяла черепок, выпила, стараясь не пролить ни капли. Тощий, измученный ребёнок. И Аня вдруг вспомнила, как вчера, вечером две старшие рабыни зажали эту мелюзгу. Именно после того, как хозяева раздали рабам ту, мерзкую кашу. Неужели они отобрали у девочки еду? Бедняга. Движимая сочувствием, Аня отломила четверть своей, нетронутой пока порции, протянула ребёнку:

– На, ешь.

Девочка почти с ужасом взяла пищу, отщипнула крошку, пожевала, не сводя с дарительницы изумлённых глаз. Аня протянула ей полный черепок воды:

– Пей, не стесняйся.

– Если у тебя еда лишняя, лучше бы со мной поделилась, - возмутилась такой расточительности Алевтина.

– Что-то есть совсем не хочется, - повинилась Аня и, отломив половину остатка, протянула подруге.
– Ешь, мне не жалко.

Есть действительно не хотелось вообще. Тело била нервная дрожь, но сознание оставалось на удивление ясным, почти хрустально-прозрачным.

Хозяева быстро подчищали котлы: ели сами, кормили собак. Рабам утренняя кормёжка не полагалась. Короткие сборы - и орда двинулась в путь. Воины ехали верхом, старики, женщины и дети - в скрипучих повозках на огромных колёсах и запряжённых медлительными, длиннорогими волами, рабы и скот шли пешком. Рабам, в отличие от скота, полагался ещё и груз. Не зря хозяева оставили им свободные руки. Тюки подвесили к крепким шестам. Каждый шест несли двое носильщиков. Так что девочка-подросток осталась без ноши, чем привела двух старых рабынь прямо-таки в неописуемую ярость. Они плевались, ругались, всячески понося малявку. Та, естественно, жалась к Ане с Алевтиной.

Скот шёл медленно. Точнее, он не просто шёл. Он пасся на ходу, но медлительность овец не делала груз легче, а день прохладнее.

– Дай пить. Пить!
– обратилась Аня к девочке. Ведро с остатками воды, висело у неё, привязанное к поясу, так, как всегда привязывала ведро мама, собирая малину в лесу. Девочка поняла просьбу, на ходу зачерпнула воды, поднесла костяной ковшик к губам покровительницы.

– Спасибо, - поблагодарила её Аня.

– А мне?
– подала голос Алевтина у неё за спиной.

Девочка подала воду и ей.

Через некоторое время, Алевтина повторила просьбу. Девочка принесла ей воду и без просьбы напоила Аню. Две рабыни, наблюдавшие это действо, не выдержали, заныли:

– Пить, пить!

Аня кивнула девочке:

– Дай им.

– Обойдутся!
– возмутилась Алевтина.

– Дай, - повторила Аня, подтвердив слова кивком и пояснила.
– У меня спина от тяжести отваливается.

Два полных черепка воды восстановили тишину в "женской" группе, но когда девочка в очередной раз подала воду Ане, удар бича вышиб черепок у неё из рук. Второй удар пришёлся по плечу Анны. От боли и неожиданности она замедлила шаг, вскинула голову. Всадник, парнишка лет четырнадцати-пятнадцати, в костяном панцире, при оружии, буквально пылал и дымился от праведного гнева. Удар бичом по голове сбил Аню с ног и она, едва сохранив остатки воды в ведре, рухнула на колени. Рассвирепевший, в том числе и от молчания жертвы, подросток, соскочил с седла, пинком опрокинул посудину. Вода мокрым пятном разошлась по вытоптанной скотом траве.

Гортанный окрик остановил парнишку. Седобородый, мощный всадник в панцире с нашитыми, медными пластинами, обратил внимание на заминку в движении каравана. Лающая речь старшего сопровождалась лаем и повизгиванием сопляка. Пацан явно возмущался наглостью рабыни.

Не теряя ни минуты, Аня поднялась с земли, с немалым усилием закинула себе на плечо конец шеста с грузом. Надо идти, пока хозяева не решили, будто она слишком слаба, чтобы жить. Пока они выясняют отношения. Идти. В движении она поймала тяжёлый взгляд Седого. Вот уж действительно: мало у неё проблем.

Ох, и тяжёл был взгляд старого собачника. Он преследовал Аню весь день, то отпуская, то опять придавливая к земле. Бич правда Седой в ход не пускал. Даже не тянулся к нему. Хоть что-то хорошее.

Переход закончился в глубокой, безлесной балке у тощенького ручейка. Вода. Но как ни хил он был, всё-таки ручей - не колодец. Вода текла и скот тёк к воде утоляя жажду. Аня даже успела зачерпнуть ведро животворящей влаги, пока овцы не истоптали берега в кашу. Потом грязная вода стечёт сама по себе, а пока у неё есть дело.

Вопреки тяжёлому переходу, чувствовала себя девушка достаточно бодро. В том числе и потому, что у костров кочевники свежевали сразу двух овец. Сегодня свора бронированных псов будет грызть бараньи кости и есть кашу с овечьими потрохами. Аня дотащила полное ведро до закованных пленников, когда тяжёлый, хозяйский взгляд буквально прихлопнул её к земле.

Мужчины сидели в дохленькой тени случайно уцелевшего дерева. Стараясь, чтобы жесты её выглядели абсолютно естественно, хотя бы со стороны, девушка подала черепок с водой ближайшему рабу. Тот принял его, зачерпнул воды из ведра, выпил. Одну порцию, вторую, третью, передал следующему. Движения мужчин были скупы, зажаты. Взгляд господина давил и на них. Когда черепок взял раненый, Аня невольно вздрогнула, спросила едва слышно: "Ты как? Лучше?" Впрочем, можно было и не спрашивать. Ясные, ярко синие глаза, посветлевшая кожа иссохшего до прозрачности лица, отвечали пытливому взгляду честнее слов. Ответа она не дождалась. Черепок перешёл к последнему в цепочке. Тот напился, но импровизированный ковшик не вернул, опять передал раненому.