Новая Земля

куртку, металась. Ковбой потрогал ее лоб и сказал:

– Совсем, дружище, плохо ей. Может, умереть.

Василий поднес к губам подруги кружку с водой, но струйка потекла мимо рта. Девочка с закрытыми глазами вскрикивала:

– Мама, мама!..

Василий вдруг испугался, его незакаленные нервы не выдержали, и он заплакал.

– Не нюнь, - сердито отодвинул его в сторону Ковбой.

Василий очнулся ранним утром. Ковбой сидя дремал возле Саши. Она спала, была бледной. Ковбой вздрогнул, очнулся и потянулся.

– Спит?
– спросил он у Василия и заботливо подоткнул под Сашу одеяло. У тебя деньги есть?

– Нет.

– Что ж, пойдем на дело: девчонке обязательно нужно молоко и мед.

– "На дело"?

– Живо собирайся.

Они долго шли за поселком по оврагам, пустырям, потом перелезли через забор, присели

на корточки за какими-то ящиками. Ковбойтихо сказал:

– Тут, Васька, продовольственный склад, в нем имеется мед, сахар, конфеты, - всего завались. Я уже давно приметил в стене одну доску, она легко отодвигается. Но для меня узкий пролаз, а другие доски не могу оторвать. Ты маленький, щупленький - проскользнешь. Будешь подавать мне все, что увидишь, но главное - мед и сухое молоко, понял?

– Ага, - радостно качнул головой Василий, которого захватывала новая игра.

Послышались чьи-то шаги.

– Видел, видел я - пацаны сиганули через забор, - говорил кто-то обеспокоено.

– Померещилось, поди, - ответил ему хрипловатый, позевывающий голос.

Люди потоптались возле ящика, за которым притаились Василий и Ковбой, ушли.

Ковбой отдернул доску и затолкал Василия в склад. В нем было темно и затхло; Василий посидел на полу, пока глаза обвыклись.

– Бросай! Что ты там?

Василий подал несколько ящиков, банок, но неожиданно заскрежетал замок и заскрипели большие двери. Свет хлынул в глаза Василия; он отбежал в темный угол, заваленный мешками. Но шаги неумолимо приближались к нему, и он побежал к лазу.

– Ловите, ловите вора!
– закричала высокая женщина.

Василий увидел перепрыгнувшего через забор Ковбоя.

Василия сдали в милицию, и он до вечера просидел в дежурке, не признаваясь, кто он и откуда. Он не испытывал чувства страха, а только досады, что придется вернуться в детский сад, к опостылевшим порядкам. Он хотел снова оказаться в жилище Ковбоя, вести свободную жизнь. Пришли за ним мать и отец, и он им не обрадовался.

– Васенька, крошка мой!
– Мать подхватила Василия на руки и беспорядочно целовала, крепко прижимая к груди.

Василий расплакался: он понял, что теперь не вырвешься к Ковбою.

Сашу родители и милиция отыскали в трущобах еще днем; а сам Ковбой куда-то исчез.

В детский сад Василия не отдали, хотя отец настаивал. Дома не закрывали на замок, как прежде: все же он стал взрослее, осенью должен был пойти в школу.

"Этот побег был неудачным и беспомощным рывком в новую жизнь, - думает Василий Окладников, прикуривая новую папиросу.
– В независимую жизнь. У меня после еще были рывки, но, как и этот, почему-то они заканчивались неудачно. Может, я слишком многого хочу в жизни и нервно спешу? Остановиться на чем-то малом? Поздно, наверное, поздно!"

4

Василий рос. Много читал, неплохо учился. Но был замкнутым, одиноким. Присматривался к взрослым и нередко задавал им странные, озадачивавшие их вопросы:

– Вы счастливый человек?

Люди над ним посмеивались, избегали прямого, честного вопроса, иногда вздыхали:

– Нашел о чем спрашивать. Об этом предмете лучше, малец, не думать. Живи да живи себе, пока Бог дает такую возможность.

Родителям они говорили:

– Чудной у вас Васька!

Мать и отец угрюмо отмалчивались.

Единственными друзьями Василия была Саша и какое-то время Ковбой.Однако Ковбойоднаждыпопалсянакрупномворовствеинадолгиегодыугодил в места заключения.

Семейная жизнь Василия была скучной: мать и отец постоянно работали в двух-трех местах, пытались заработать столько денег, чтобы зажить счастливо.

– Мы обязательно будем жить хорошо, обеспеченно, - иногда говорила мать.
– Мы построим прекрасный дом, обзаведемся приличным имуществом. Наконец-то, станем жить по-человечески.

– Мама, а разве сейчас мы живем не по-человечески?
– спрашивал Василий.

– Мы живем от зарплаты до зарплаты, а это ужасно. Ужасно!

Он родителей видел редко. Ему рано захотелось уйти из семьи. Но первым ушел отец. Василий однажды случайно услышал разговор между родителями.

– Пойми, Таня, так жить невозможно...Я устал... Я уже лет десять не видел твоей улыбки... Когда мы, наконец, начнем жить?

– Построим дом, купим машину...
– робко начинала говорить мать.

– Жить надо когда-то, а не строить дом! Ты вся вымоталась, постарела... а я на кого похож? И все ради этого чертового дома? Запомни, хорошо живут только блатные и воры, а нам, простым трудягам, надо смириться...

– Да, надо смириться, - говорила мать, и в ее словах Василий угадывал слезы.

Однажды отец не вернулся домой. Он нашел себе женщину в другом поселке. Мать стала выпивать. Дом Окладниковы так и не построили, но купили автомобиль, и отец забрал его себе.

Как-то Василий пришел домой из школы и увидел мать, сидящую на стуле возле печки, в которой потрескивали горящие поленья. Мать дремала или даже спала. Ее узкие плечи были сутулы, кисть загорелой руки слабо свисала, словно неживая, с колена, ноги, обутые в старые башмаки, были вытянуты. Василий тихонько подошел ближе и зачем-то всмотрелся в ее лицо, и увидел то, чего раньше не замечал: он неожиданно обнаружил, что мать уже старушка. Не годами - ей не было и сорока пяти, - а всем своим обликом она уже была безнадежно стара. Ее лицо было серым, дрябловатым, нос заостренным, как у покойницы. Ему стало невыносимо жалко мать. Она очнулась. Он отпрянул, склонив голову.

– Пригрелась и задремала, - слабо улыбнулась она.
– А ты знаешь, Василек, у нас новость: Наташа замуж собралась. Экая глупая: училась бы. Мать заплакала: - Все в жизни прахом пошло. Хочешь одного, а что-то все не туда поворачивается. Хотя ты стал бы у меня человеком и зажил по-человечески.

– А как это по-человечески?
– всматривался в глаза матери сын, словно не хотел упустить и малейших изменений в ней.

Мать поднимала на него тяжелые глаза и не отвечала. Он в себе говорил: "Я знаю как, знаю! И буду, буду жить по-человечески!" - Он зачем-то сжимал за спиной кулаки.

Мать стала часто болеть, мучилась желудком, хотя так же выпивала, но тайком от сына. В нескольких местах она уже не могла работать, денег ей и сыну не хватало. Василий никогда не просил у матери денег, но каждый раз, получив зарплату, она давала ему немного, однако так странно это делала, что он порой сердился: она медленно, с несомненной неохотой вынимала из матерчатого кошелька деньги и как-то неуверенно осторожно протягивала их сыну.

– На, - тихо говорила мать, словно бы умышленно, чтобы он не расслышал.