Новенькая

***

Дорогой дневник, сегодня вечером я хотела совершить суицид. Я (не долго думая) решилась наконец заглянуть за грань явного, и попрощаться с жизнью в человеческом теле (все равно скучно), и отдаться в объятия Великого Неизвестного! Я назначила ему первое свидание… И хотела узнать у Него ответы на все терзающие меня вопросы. Я даже купила любимый торт и хотела съесть его перед Неизвестным. Потому что это была моя мечта. Но потом появился некий негодяй и все испортил... Но это было весело. Наверное Неизвестное решило что отвечать на мои вопросы оно сегодня не собирается.

За то я устроила клевую драку и унижала своего нового друга целую ночь! (Может теперь он и перехотел быть моим другом, но тогда ему то точно не поздоровится...)

Беги, Валера, беги!

После истории на крыше я простудился и не мог нормально говорить, хотя душа моя пела. Хотелось несмотря ни на что пойти в школу, чтобы увидеть Новенькую, но температура и сопли усмирили меня. Я валялся в постели, читая книжки, не в силах даже сидеть за компом (хотя там ждала игра Vampire: The Masquerade – Bloodlines с моей любимой Жанетт Воерман).

Болело не только горло... События на крыше произвели на меня такое впечатление, что я постоянно прокручивал их в голове, а когда засыпал, то снова оказывался на крыше и снились мне новые подробности и всякие продолжения. Все это время меня одолевало дикое возбуждение, которое не удавалось унять известным способом. Оно возвращалось снова и снова вместе с горько-сладким ароматом ее духов, вместе с ощущением тяжести ее тела на моем животе. Едва я закрывал глаза, как длинный влажный язык с вишенкой на кончике тянулся ко мне на фоне блестящих глаз. Теперь от одного лишь вида чего-либо вишневого я падал в обморок!

Я даже сочинял стихи, пытаясь развить метафору, что на крыше высотки мы были чуть ближе к небу и всякое такое. Рифма ограничивала мои слова, словно кляп, я же хотел кричать, поэтому свои убогие наброски я засунул вглубь мусорного мешка на кухне, разорвав на мелкие кусочки, чтобы бомжи на помойке не прочли и не преисполнились презрения. Ненавижу стихи.

За окном тем временем цвела весна. Настал день, когда я распахнул балкон, впустил теплый свежий воздух и понял, что здоров как никогда. Яблони едва начали цвести, но даже с четвертого этажа я слышал их аромат, словно чуткий зверь – нет! – как благородный дикарь из литературы эпохи Просвещения! Эдакий худенький и бледный дикарь каменных джунглей… зато высокий!

Мне казалось, что прошла целая вечность, хотя я провалялся только выходные и пару учебных дней. После столь долгой разлуки я твердо решил перейти к серьезным поступкам: сегодня сяду с Новенькой за одну парту! Как я раньше об этом не подумал? Это превратило бы учебу из каторги в сладостный курорт!

Я пришел в школу первым из класса и сразу устремился к последней парте, вокруг которой сгущалась особая атмосфера. Я уселся справа от места Новенькой, бросил рюкзак под ноги и стал ждать.

Сердце стучало как поезд, несущий меня в чудесные края. Я ерзал на стуле, не зная, чем заняться. Начали приходить одноклассники, на меня бросали любопытствующие взгляды – еще бы, ведь я вошел на территорию заповедника, где обитает хищный зверь. Несчастные, они и помыслить не могут, что у нас с Новенькой было свидание!

Ну, формально это ведь свидание? Не знаю, наверное, так и есть. Мы ведь были наедине и так близко. Хотя обстановка была, мягко говоря, странная. Может, никто из одноклассников и не захотел бы провести время таким образом? Да пофиг! Главное – нравится ли мне самому! А мне понравилось?.. А это нормально?

Страшная мысль прогнала мои размышления, словно акула стаю рыбок: а вдруг Новенькая не придет? Мало ли что случилось за время моего отсутствия. Вот и взгляды у одноклассников странные. Может, она тоже заболела? Или вообще перевелась в другую школу?!

Прозвенел звонок, а Новенькой все не было. Ну, она всегда опаздывает… Или все-таки перевелась и я никогда ее не увижу! Я ведь не знаю даже ее телефонного номера…

Класс встал перед Маргаритой Федоровной. Она любила цифры больше жизни, но не в том смысле, что была увлечена своим предметом, а в том, что не шибко любила жизнь. Ее всегда сжатые зубы напоминали крокодильчик для штор.

– Садитесь, – сказала математичка укоризненным тоном и объявила новую тему.

Нервозно постукивая, заскреб по доске мел. Еще и с последней парты не фига не видно. День явно не задался. Эх, а какие были ожидания!

В следующую секунду все переменилось.

Открылась дверь и вошла Новенькая. Кажется, она предварительно постучала, но ее появление произвело такой эффект, будто она распахнула дверь с ноги, и та впечаталась в стену, обрушая штукатурку. В наступившей тишине с сухим стуком упал кусочек мела, которым Маргарита Федоровна писала формулу.

– Куда?! Ты себя видела?! – воскликнула она, поднимая руку как шлагбаум.

Лично я видел Жанетт Воерман из той самой игры. С последней парты я не мог разглядеть деталей, поэтому разум, отметив явное сходство, соединил два образа воедино. Я превратился в жирафа и весь вытянулся вперед. Со мной на Новенькую уставилось еще двадцать пар глаз – будто сценические прожекторы сошлись на фигуре знаменитости.

– В таком виде приходить в школу нельзя! – сказала Маргарита Федоровна. – Ты вообще головой думала, когда так одевалась?

Новенькая кивнула.

– Она еще и улыбается! – ахнула учительница. – Вон из класса!

Новенькая только этого и ждала. Развернулась и шмыгнула за дверь – расклешенная мини-юбка вспорхнула на прощание, обнажая ноги в том месте, где они называются по-другому. Взмах юбки навел меня на мысли о рабах с опахалами, что стоят вокруг царицы в шезлонге и махают, махают…

Я махал рукой, вытянув ее вверх.

– Что, Валерий? – спросила Маргарита Федоровна.

– Можно выйти?

– Это еще зачем? Урок только начался!

Она даже представить не могла, что мое намерение связано с Новенькой. Еще бы, ведь математичка считает, что спасла класс от демона преисподней – все обязаны быть ей благодарны, а Новенькую должны забыть, как страшный сон!

– Съел что-то не то.

(Ага, вишню съел.)

– Ладно… иди… – сказала математичка.

Она задержала меня у самых дверей. Блеснули мелкие белые зубы.

– А портфель тебе зачем? Сбежать с уроков решил?

Я замер. Моя успеваемость по математике и без того оставляла желать лучшего, и ссора с учительницей была бы некстати. На выручку пришла гениальная мысль, и я выдавил, будто смущаясь: