Новогодние неприятности, или Семья напрокат

— Ой, да прекрати ты уже эту истерику, Демьян. Ничего страшного не случилось. Мы посмотрели мультфильм в кинотеатре, поели пиццы, пофоткались. В общем, провели время, как любящие мать с дочерью.

Не усомнившись в собственной правоте, беспечно роняет Инесса и закидывает ногу на ногу, хлопая длинными ресницами. Ведет себе так, как будто ее ежесекундно снимают папарацци, а я тщетно пытаюсь поднять с пола спикировавшую туда челюсть и ошарашенно переспрашиваю.

— Любящие?

Как этот эпитет соотносится с женщиной, укатившей за границу на несколько месяцев и успешно забывшей о своем ребенке на это время, поинтересоваться не успеваю, повторно теряя дар речи, когда Алиска робко вклинивается в наш разговор.

— Мам, ты же взяла у меня телефон и обещала позвонить папе, пока я переодевалась. Ты не позвонила?

У Демьяна от новой информации начинают широко раздуваться ноздри и играть желваки, у малышки слезы стоят в грустных светло-голубых глазах. И это становится последней каплей в чаше моего терпения.

Ребенок не должен быть свидетелем взрослых разборок.

— Пойдем на кухню, Алис? Поможешь мне с ужином?

Увожу расстроенную кроху из эпицентра боевых действий и игнорирую покалывание между лопаток. Наверняка Инесса нарисовала на моей спине мишень и бросает туда воображаемые дротики.

Только меня ее недовольство не трогает. Сейчас гораздо важнее занять себя и Алиску чем-то полезным.

— Протрешь посуду?

— Ага.

Обмениваемся понимающими взглядами и принимаемся хлопотать. Алиса неторопливо елозит полотенцем по тарелкам, я достаю из холодильника овощи для салата. Куриные отбивные мы готовили вчера, их нужно просто разогреть.

Унимая дрожь в конечностях, я перемываю по очереди помидоры и огурцы, складываю их в глубокую пиалу и едва слышно выдыхаю, когда малышка возвращается к больной теме.

— Почему мама с папой всегда ругаются, Юль? Как кошка с собакой.

Потому что твоя мама — безответственная вздорная коза.

Вот что вертится у меня на языке, но я, конечно же, проглатываю едкую фразу и произношу совсем другое.

— Иногда люди не сходятся характерами. Вот и твои родители не смогли ужиться. Но это не значит, что они тебя не любят. Любят. Очень.

Стараюсь донести до Алисы самое важное, а она снова вгоняет меня в краску внезапным вопросом.

— А вы с папой сходитесь, Юль? Вы ни разу не поругались, как ты к нам переехала.

Глава 12.3

Кровь приливает к щекам. Пульс начинает частить. Нож выскальзывает из рук и падает на пол.

— Мы с твоим папой — друзья. А друзья реже ссорятся, чем влюбленные.

Нахожу логичное объяснение нашему с Демьяном взаимопониманию, поднимаю и споласкиваю нож, приступаю к салату. Режу помидоры не слишком тонкими и не слишком толстыми дольками, а сама прислушиваюсь к тому, что происходит в зале.

Любопытство всегда было одним из моих пороков.

— Ларин, а ты, случайно, не просветишь меня, что чужая женщина делает в нашем доме рядом с моим ребенком?

— В моем доме с нашим ребенком, ты хотела сказать?

— Не важно. Не придирайся.

— Юля — не чужая женщина. Юля — моя невеста.

Со сталью в голосе парирует Демьян, после чего тяжелая вязкая опускается между ними с Инессой. Минут пять из зала не доносится ни единого звука. Видимо, столько требуется Инне, чтобы переваривать новые вводные.

— Юля, значит. Это твоя подруга детства, да? А ты времени зря не терял. Меня обвинял во всех смертных грехах, а сам?!

Оглашая пространство визгом, разоряется кукушка, а я отвлекаюсь. Хорошо заточенный нож соскальзывает с помидора и полосует палец до крови.

Больно.

— Ауч.

Охаю я и с недоумением смотрю на алые капли, не замечая, что Алиса срывается с места и подбегает ко мне.

— Больно? Давай я подую. У собачки боли, у кошечки не боли…, — обхватывает мою руку своими ладошками и принимается дуть.

— Спасибо. Так намного легче.

Поощряю заботливую малышку и глажу ее здоровой рукой. Столько нежности в этой крохе, что грудину затапливает грусть. Обычно дети становятся агрессивными и озлобленными, когда их родители разводятся. Алиса же готова простить и принять каждого.

— Так, где-то здесь должен быть пластырь.

Со свистом выдувая воздух из легких, я инспектирую содержимое ящиков и второпях заклеиваю порез. Дверь в кухню тоже поспешно закрываю — и так услышала больше, чем было необходимо.

А дальше минуты текут вяло и до жути медленно, превращаясь в проклятую вечность. Салат я дорезаю на автомате, постоянно возвращаясь мыслями к словам Инессы.

Чужая женщина. Посторонняя. Лишняя.

Странно, но таковой я себя не ощущаю. Напротив, чувствую себя в нужной роли на правильном месте. До конца не разбираюсь в причинах, что мной движут, но очень хочу оградить и Демьяна, и Алиску от женщины, принесшей им обоим немало боли.

Спустя тридцать моих вдохов и выдохов ручка с тихим щелчком опускается вниз, и на пороге появляется растрепанный Ларин. Бледный, задумчивый и немного отстраненный, он словно потерял ориентиры и дико задолбался от всего происходящего.

— Она не осталась на ужин? — как ни стараюсь, не могу притушить тлеющую на дне души неприязнь и мажу по Демьяну обеспокоенным взглядом.

— Нет. Уехала отравлять жизнь кому-то еще, — с горьким смешком, роняет Ларин и в два размашистых шага преодолевает разделяющее нас расстояние.

Утыкается носом мне в волосы, бурчит что-то неразборчивое, скользя ладонью вдоль позвоночника. Нуждается в простой человеческой близости и поддержке.

— Устал? — шепчу хрипло, а он коротко кивает.

— Неимоверно.

Глава 12.4

Застываем в этом мгновении, обмениваясь импульсами, как два сообщающихся сосуда, и никак не можем отклеиться друг от друга.

С момента пропажи Алисы прошло несколько часов, а мы будто повзрослели на целую жизнь. Срослись, что ли. Сплавились.

По крайней мере, Демьян с лёгкостью угадывает, что я отчаянно нуждаюсь в тепле, и крепко меня обнимает.

Я же прислоняюсь щекой к его груди и слушаю, как размеренно бьется его сердце.