Новогодний подарок
Шрифт:
— Хорошо, — говорит она наконец. — Мы принимаем щедрый дар синьора барона. Его ромашки ароматнее болгарских роз. Но мы тоже не хотим остаться в долгу, не так ли? — обращается она к товарищам. — Мне кажется, мы тоже можем кое-что подарить барону…
— Вот это правильно! — одобряет директор сингапурского банка. — Устройте складчину и подарите барону Ламберто какую-нибудь золотую или серебряную вещицу.
— Кофейный сервиз, — предлагает директор амстердамского банка.
— Часы с кукушкой!
— Брелок для ключей в форме острова Сан-Джулио.
— Замолчите! — приказывает барон. — Послушаем Дельфину.
— Благодарю вас, синьор барон, —
И даже не глядя на своих растерявшихся товарищей, Дельфина начинает:
— Ламберто, Ламберто, Ламберто…
Вскоре набирается смелости и присоединяется к ней синьор Армандо:
— Ламберто, Ламберто, Ламберто…
Затем подхватывают и остальные, вот они все говорят уже хором:
— Ламберто, Ламберто, Ламберто…
«Красивые голоса, прекрасное произношение!» — думает мажордом Ансельмо. Он очень доволен. Ведь это он в свое время выбрал этих шестерых из сотен желающих поступить на службу к барону Ламберто.
Барон слушает с легкой улыбочкой, которая точно оса шевелится в уголке его рта. Затем улыбочка исчезает. Ее сменяет выражение изумления. Двадцать четыре генеральных директора, минуту назад с любопытством наблюдавшие эту сцену, теперь тоже изумлены.
Дельфина ускоряет темп, отбивая ритм рукой по колену и жестом и взглядом побуждая своих товарищей говорить все быстрее:
— Ламберто, Ламберто, Ламберто…
С тем опытом, который у них есть за плечами, они быстро переходят от шестидесяти слов в минуту к восьмидесяти, к ста, к ста двадцати… Когда же они произносят двести слов в минуту, то становятся похожи на шестерых сорвавшихся с цепи, ругающихся дьяволов:
— Ламбертоламбертоламбертолам…
На глазах у присутствующих, все более изумляющихся, барон Ламберто-Ренато начинает молодеть, молодеет и продолжает молодеть дальше. Сейчас ему можно дать лет двадцать пять. Это юноша, который мог бы принять участие в студенческих спортивных играх, или молодой актер, который мог бы играть на сцене первых любовников. А Дельфина и ее товарищи все продолжают выстреливать его имя со скоростью автомата:
— Ламбертоламбертоламбертоламберто…
Когда барон достигает семнадцати лет, он становится таким тоненьким, что одежда повисает на нем мешком и к тому же он теперь меньше ростом.
— Хватит! Остановитесь! — кричит испуганный Ансельмо.
Двадцать четыре директора, открыв от изумления рот, не могут вымолвить ни слова. Ламберто похож на ребенка, который надел костюм своего отца — брюки длиннее ног. С лица исчезли следы бороды. Сейчас ему лет пятнадцать…
— Ламбертоламбертоламбертоламбер…
— Хватит, ради бога!
Ламберто выглядит удивленным. Он явно не понимает, что происходит… Он подтягивает рукава пиджака, которые закрывают ему пальцы… Он трогает свое лицо…
Теперь — ему уже лет тринадцать, не больше…
И тут Дельфина умолкает, жестом показывая товарищам, что можно остановиться. Наступает необыкновенная тишина. Вдруг Ансельмо срывается с места, куда-то бежит и почти сразу возвращается с хорошеньким детским костюмчиком.
— Синьорино, не хотите ли переодеться? Это костюм, который вам подарили в тысяча девятьсот… Вернее, в 1896 году… Он немного старомодный, но такой миленький. Пойдемте, синьорино, пойдемте сюда…
Пока
Ансельмо переодевает Ламберто в другой комнате, все слышат чье-то всхлипывание. Это рыдает секретарь по имени Ренато.— Я думал, — говорит он Дельфине сквозь слезы, — что вы больше не обладаете никакой властью над жизнью синьора барона! Увы, моя карьера окончена!
— Ну, ну, — утешает его Дельфина, — не расстраивайтесь, вы же так молоды, у вас впереди еще вся жизнь…
— Скажите мне хотя бы, в чем я допустил ошибку?
— В том, — терпеливо, как ребенку, объясняет ему Дельфина, — что вы создали теорию, но не позаботились проверить ее на опыте.
— Но ведь синьор барон действительно прекрасно чувствовал себя и в то время, когда никто не произносил его имя!
— Вполне возможно, что еще сказывался эффект похорон, когда столько людей бесплатно произносило его имя. Во всяком случае, я решила проверить. И, кроме того, мне захотелось узнать, что получится, если в этом эксперименте изменить скорость. Теперь вам все ясно?
— Конечно, — вздыхает Ренато, — у вас просто научный склад ума. Не хотите ли вы выйти за меня замуж?
— Нет, разумеется.
— Почему?
— Потому что нет.
— А, понимаю…
Но вот возвращается мажордом Ансельмо. Он ведет за руку синьора Ламберто. Это растерянный, смущенный ребенок, который останавливается, не зная что делать, и смотрит на окружающих так, словно никогда их не видел. При виде Дельфины, однако, робкая улыбка появляется у него на лице.
— Дельфина, — говорит он, — будь моей мамой!
— Только этого не хватало! — восклицает Дельфина. — Сначала он хотел жениться на мне, а теперь хочет, чтобы я стала его матерью. Видно, ему все время надо цепляться за меня, чтобы держаться на ногах.
Ламберто, похоже, вот-вот расплачется. Но тут генеральный директор сингапурского банка, успевший уже посовещаться со своими коллегами, берет слово и заявляет:
— Синьор барон… Вернее… Гм… Гм… Синьорино… Положение, на наш взгляд, в корне изменилось. Вы уже не в том возрасте, чтобы быть президентом двадцати четырех банков в Италии, Швейцарии, Гонконге, Сингапуре и других городах… Нужно назначить вам опекуна, потому что вы несовершеннолетний. Мы позаботимся об этом на ближайшем совещании генеральных директоров… А пока нам пришла неплохая идея… Ваш юный и привлекательный облик… Нам кажется, вы словно созданы для того, чтобы волновать публику. Надо снять рекламный фильм для телевидения, в котором будет фигурировать сейф банка Ламберто и вы… Сейчас придумаем… Вы будете забираться в сейф и, улыбаясь, говорить: «Там внутри я чувствую себя так же спокойно и уверенно, как в моей колыбельке!» Вы согласны?
Ламберто смотрит на Ансельмо, на Дельфину, ожидая от них совета. Но Дельфина молчит. Он сам должен принять решение. Он сжимает кулаки и стискивает зубы… Некоторое время раздумывает, затем встает и твердо заявляет:
— И не подумаю! Моим опекуном будет Ансельмо. Он привык слушаться меня. А не кто-нибудь из вас, старые банковские совы! А я… Я буду учиться…
Его лицо освещается улыбкой. Наконец-то Ламберто улыбается весело и открыто. Он даже начинает прыгать по комнате.
— Я хочу стать циркачом! — восклицает он. — Это всегда было моей мечтой! И теперь у меня впереди целая жизнь, чтобы осуществить ее!