Новый цифровой мир
Шрифт:
Еще важнее то, что в условиях новой холодной войны возрастает вероятность ошибки. Пока ее участники научатся использовать оказавшиеся в их распоряжении новые мощные инструменты, с новой силой проявятся и характерные для эпохи холодной войны ошибки восприятия, выбора правильного направления и последовательности шагов. А учитывая, что в случае кибератак ситуация еще более запутана, чем обычно, закончиться все может даже плачевнее, чем во времена холодной войны – вплоть до изменения курса боевых ракет. Ошибки могут делать власти страны, решая, кого атаковать и как; жертвы нападения, нанося в панике или в ярости ответный удар по невиновному; инженеры в процессе разработки чрезвычайно сложных компьютерных программ.
Учитывая столь высокую техническую сложность нового оружия, не будет преувеличением предположить, что какой-нибудь негодяй сознательно оставит в программе лазейку, с помощью которой можно обойти защитные механизмы и дистанционно управлять ею, и эта лазейка останется незамеченной до тех пор, пока он не решит воспользоваться ею. Или, скажем, некий пользователь компьютера, зараженного сложным вирусом, нечаянно использует вредоносную программу не так,
Уже известны примеры того, как невозможность установления авторства кибератак приводит к ошибкам на государственном уровне. В 2009 году в результате трех волн DDoS-атак были выведены из строя крупные правительственные сайты в США и Южной Корее. Когда специалисты по компьютерной безопасности изучили ситуацию, то обнаружили файлы на корейском языке и другие признаки, явно свидетельствующие о том, что сеть участвовавших в атаке компьютеров, или ботнетов, была родом из Северной Кореи. В Сеуле официальные лица явно обвинили в произошедшем Пхеньян, история получила соответствующее освещение в американских СМИ, а один видный республиканский конгрессмен потребовал от Барака Обамы «наказать» северокорейцев.
На самом деле доказать, откуда была совершена атака, не смог никто. Спустя год аналитики пришли к выводу, что никаких признаков причастности к нападению правительства Северной Кореи или любой другой страны найти не удалось. Один из вьетнамских специалистов заявил, что атака началась в Великобритании, хотя в Южной Корее продолжали настаивать на виновности северокорейского министерства связи. Некоторые наблюдатели даже считают, что весь эпизод срежиссирован южнокорейскими властями или политическими активистами, попытавшимися спровоцировать США на силовые действия против Северной Кореи.
Те атаки оказались по большому счету неэффективными и довольно простыми: какие-либо данные потеряны не были, а сам DDoS-метод считается примитивным инструментом. Этим отчасти и объясняется отсутствие эскалации конфликта. Но что будет, когда все большее количество стран смогут создавать компьютерных червей вроде Stuxnet или еще более сложное кибероружие? В какой момент кибератака превратится в военные действия? И как реагировать жертве, если агрессор практически всегда скрывает свои следы? На все эти вопросы придется ответить политикам всего мира – и быстрее, чем они предполагают. Какие-то решения этих проблем уже известны, но большинство вариантов, например заключение международных соглашений о борьбе с кибератаками, потребуют выделения значительных инвестиций и честного диалога о том, что мы можем, а чего не можем контролировать.
Вряд ли поводом для этого диалога станет применение кибероружия против другого государства. Вероятнее, это будет корпоративный шпионаж при поддержке на государственном уровне. Власти могут скрывать негативные последствия атак на правительственные корпоративные сети, но, если мишенями нападения окажутся компании, особенно в случае несанкционированного доступа к персональным данным пользователей или клиентов, нападение привлечет больше внимания и затронет интересы большего количества людей. Кроме того, глобализация делает электронный корпоративный шпионаж гораздо более плодотворным предприятием. Сейчас компании стремятся выйти на новые рынки, и инсайдерская информация о деятельности и планах конкурентов помогает их местным подразделениям обеспечить себе преимущество и получить выгодные контракты. Чтобы понять, что это значит для будущего, нам снова придется посмотреть на Китай.
Именно Китай проводит наиболее изощренные и многочисленные кибератаки против иностранных компаний, хотя, естественно, он не одинок в этом. Готовность властей Китая заниматься корпоративным шпионажем и поощрение к этому же национальных компаний привели к резко возросшей уязвимости иностранных корпораций, причем не только тех, которые хотят работать в Китае. Уже упоминавшаяся китайская кибератака на Google и десятки других в 2009 году не отдельные случаи: только за последние несколько лет в ходе кампании промышленного шпионажа жертвами китайских агентов стали американские компании, производящие все: от полупроводников и автомобилей до реактивных технологий. (Конечно, корпоративный шпионаж – явление не новое. В XIX веке английская Ост-Индская компания наняла одного шотландского ботаника для того, чтобы тот, притворившись китайским торговцем, тайно вывез из Китая в Индию саженцы и выяснил секреты ухода за ними, с чем он успешно справился, положив тем самым конец чайной монополии Китая.)
В цифровую эпоху значительная часть операций по промышленному шпионажу может быть проведена дистанционно и практически анонимно. Скоро мы перейдем к автоматизированным войнам – критически важному технологическому новшеству, которое повлияет на многие аспекты нашего будущего мира. Мы живем во времена экспансии, и, поскольку Китай и другие потенциальные сверхдержавы стремятся расширить свое экономическое присутствие по всему миру, электронный корпоративный шпионаж серьезно повышает возможности для их роста. Взлом электронной почты и компьютерных сетей конкурентов – неважно, официально спонсируемый государством или просто поощряемый им, – несомненно, обеспечит незаслуженные рыночные преимущества. Несколько руководителей крупных американских корпораций на условиях конфиденциальности рассказывали нам о неудавшихся сделках в Африке и на других развивающихся рынках, причем они обвиняли в этом китайских шпионов, укравших конфиденциальную информацию (которая затем использовалась для того, чтобы расстроить договоренности или перехватить выгодные контракты).
Анализ инцидентов корпоративного шпионажа Китая против США показывает, что в настоящее время чаще всего речь идет
об использовании его властями услуг разных авантюристов, а не о прямом участии государства. Так, одна китайская супружеская пара из Мичигана украла коммерческую информацию, имеющую отношение к исследованиям General Motors в области гибридных автомобилей (стоившую, по оценкам компании, $40 млн), а затем попыталась продать ее Chery Automobile, китайскому конкуренту GM. Еще один китаец, сотрудник ведущего производителя красок и облицовочных материалов Valspar Corporation, нелегально скачал секретные формулы стоимостью $20 млн с намерением продать их в Китай; ученый-химик из DuPont похитил информацию об органических светоизлучающих диодах и планировал передать их одному китайскому университету. Никто из них не был непосредственно связан с китайскими властями – это обычные люди, попытавшиеся заработать на доступе к коммерческой тайне. Но нам также известно, что в Китае, где большинство крупных компаний или принадлежат государству, или сильно зависят от него, правительство провело или санкционировало множество кибератак против американских компаний, направленных на сбор информации. Так что можно не сомневаться: те нападения, о которых мы знаем, представляют собой незначительную долю предпринятых попыток, как успешных, так и неудачных.Соединенные Штаты не пойдут той же дорогой электронного промышленного шпионажа, поскольку их законы намного строже (и лучше исполняются) и поскольку незаконная конкуренция противоречит американскому принципу честной игры. Это не столько разница в законах, сколько в ценностях: мы уже говорили о том, что Китай пока не очень высоко ценит право интеллектуальной собственности. Но такая диспропорция между американскими и китайскими компаниями и используемыми ими тактиками ставит как правительство, так и бизнес США в невыгодное положение. Чтобы остаться конкурентоспособными, американским компаниям придется яростно защищать свою информацию и охранять границы своих корпоративных сетей, а также отслеживать широкий диапазон внутренних угроз (все участники упомянутых инцидентов официально работали в пострадавших компаниях).
В ближайшие десятилетия сохранится противостояние как между США и Китаем, так и между другими странами, которые получают доступ к новым техническим возможностям и видят обеспечиваемые ими конкурентные преимущества, так что нынешняя волна экономического шпионажа на убыль не пойдет. Но драматического обострения ситуации не случится по тем же причинам, по которым будет продолжаться непрекращающаяся, но относительно стабильная новая холодная война: невозможность установить инициатора кибератак. И китайские власти смогут поощрять любое количество нападений на иностранные компании и правозащитные организации (и даже принимать в них участие), пока их причастность не будет убедительно доказана [27] . Впрочем, существуют стратегии, которые можно использовать для смягчения ущерба от кибератак, помимо ослабления атакующих. Одна из идей принадлежит Крейгу Манди из Microsoft: виртуальный карантин. Мы уже говорили о том, что сегодня многие кибернападения проводятся в форме распределенных (DDoS) и обычных (DoS) атак типа «отказ в обслуживании». Для этого нужен один «открытый», то есть незащищенный компьютер в сети, который хакер может использовать в качестве базы для создания своей армии компьютеров-«зомби». (DoS-атаки проводятся посредством небольшого количества гиперактивных машин, а DDoS-атаки – крупной распределенной сетью атакующих машин, часто состоящей из взломанных компьютеров, чьи владельцы даже не подозревают о том, что стали объектом манипуляции.) Базой для хакера может стать всего одно забытое или незащищенное устройство в сети: никогда не использующийся ноутбук в научной лаборатории, личный компьютер, принесенный сотрудником в офис, – и вот уже взломана вся система [28] .
27
В конечном счете в ходе одной из таких кибератак китайские власти обязательно будут пойманы за руку. Конечно, если этот случай рассмотрит Совет безопасности ООН, никакую резолюцию принять не удастся, учитывая имеющееся у Китая право вето, однако понятно, что геополитические последствия будут серьезными.
28
Здесь нужно сделать важное уточнение. Для проведения DoS– или DDoS-атак чаще всего неважно, находятся ли взломанные компьютеры внутри сети, ставшей целью злоумышленников, или вне ее. Но это важно в случае промышленного шпионажа, когда целью является сбор информации: в таких случаях компьютеры должны быть внутри сети.
Механизм карантина гасит такую атаку благодаря тому, что интернет-провайдер имеет возможность отключить инфицированный компьютер сразу же, как только идентифицирует его, в одностороннем порядке, без какого-либо дополнительного разрешения его владельца. «Основное условие: если ваша сеть заражена, нужно найти способ замедлить распространение вируса, – объясняет Манди. – Людей в таком случае помещают в карантин автоматически, а вот правильно ли вводить карантин в виртуальном пространстве, мы еще не решили». Когда у какой-либо машины обнаруживают признаки заражения вирусом или взлома, ее нужно «изолировать, проверить и вылечить до того, как под угрозой окажутся здоровые устройства», – добавил он. А поскольку пользователи зачастую не знают, что их компьютеры инфицированы, ситуацию можно разрешить намного быстрее, если позволить интернет-провайдерам помещать их в карантин. В зависимости от того, как работает этот механизм, и от типа нападения атакующий может узнать о том, что инфицированное устройство находится в режиме офлайн, а может и не узнать, но пользователь в любом случае обнаружит, что у него пропало соединение с интернетом, отключенное его провайдером. Поскольку это лишает хакеров возможности проникнуть в систему посредством зараженного компьютера, ущерб, который он мог бы причинить, значительно снижается.