Новый Мир ( № 1 2012)
Шрифт:
Волна смутных чувств окатила меня. Эти люди работали на земле, они любили свои дома, свои яблоневые сады, орехи, плоды труда своего, плоды вещественные, круглые, ароматные. Они любили то, что любят все крестьяне и что так трудно объяснить горожанину: запах навоза, слегка запревшей соломы, овчин и конского пота… Они не хотели никуда уезжать, не хотели обогащаться, война прогнала их из их рая. Карабах — значит по-азербайджански «Черный сад». Во время своих походов в Персию и Грузию именно в Карабахе любил проводить время в царских охотах Тимур Тамерлан: воистину, быстрые, вспоенные ледниковой водой реки и златотканая краса осени на этом горном плато способны пленить даже сердце жестокого. Утраченная родина… Что
Я почувствовал, что еще чуть-чуть — и весь этот день обрушится на меня и сомнет, я не выдержу его тяжести.
— Сколько я должен? — спросил я, торопясь свернуть эту неожиданно бурно окрашенную эмоциями трапезу.
— Четыре маната.
В три раза дешевле нашего самого дешевого захода в турецкий fast-food .
— Спасибо, — сказал я, отсчитывая пять.
— А завтра вы придете? — с чувством спросила хозяйка.
— Обязательно, — сказал я. — Только оставьте для меня кебаб.
— До свидания…
На улице был туман. Сырой холод сразу вцепился в горло и стал драть его, как проглоченная газета. Кое-как я добрел до своего «Yaxt Club’a». Первое, что я увидел в холле на журнальном столике, — туристический проспект: «Гобустан». Я забрал его в номер и перелистал: «Государственный историко-художественный заповедник…», включен в список международного наследия ЮНЕСКО. Когда это они успели? Молодцы! Это, кстати, забота жены президента. У нас десятки памятников подобного рода — на Урале, в Алтайском крае, в Туве — и ни один не заповедан и никуда не включен… Еще в проспекте были картинки — потрясающие! И — удивительный факт: на территории Гобустана находят раковины каури, которые водятся в Красном море, за две тысячи километров. Любой специалист по древнему миру скажет вам, что он был связан не менее отчетливыми связями, чем мир современный. Просто мы не понимаем мотивов, которые двигали древними миграциями и торговлей. Ракушки служили эквивалентом денег. А Гобустан? Это был какой-то мощный сакральный центр? Центр паломничества? Откуда мы знаем, что нет?
Перед сном вышел на балкон. Туман такой, что не то что города — моря под балконом не видно. Холодно. Горло… Надо как-то поднастроиться, пережить эту ночь и завтрашний день, добраться до Гобустана. В моем положении самое скверное — думать о доме, о любимой женщине. И думать, разумеется, как о спасении. Но эти мысли здесь могут быть только отступлением и сдачей. Если я заболею, это будет просто малодушие. Надо отрезать все это. Выбросить из головы. И увидеть этот чертов Гобустан так, как ни один составитель рекламных буклетов не видел…
VII. ПЕРВАЯ ПОПЫТКА
Утром я не заболел. В десять мы с Азером уже пробивались в пробке из города на юг. Два-три поворота, трасса теплопровода над дорогой, откуда-то вклинившиеся в автомобильный поток тяжелые грузовики — и вот уже всякие понятия о городе утратили смысл: кварталы центра, который остался у нас позади, да и вообще любые дома выше пяти этажей — все утонуло в хаосе маленьких частных домиков, простирающихся вокруг насколько хватало глаз. Это и был тот самый «мир крыш», который я видел с самолета. Разобраться в планировке этого немыслимого и невероятного по размерам пригорода можно было бы только с помощью космической фотосъемки. Домики лепились друг к другу, производя впечатление простейших, бесконечно делящихся клеток, которым неведома любая более сложная форма организации и движения, нежели скрупулезное заполнение двухмерного пространства.
— Что это, Азер? — спросил я.
— А это современный Баку, — ответил он не без сарказма. — Когда люди спустились с гор, они построили себе свой город — вот этот. Раньше Баку был нормальной столицей с населением в два миллиона человек. А теперь здесь живет, наверно, полстраны [20] . Никто этого точно не знает и не может знать. Это — дурдом…
— Знаешь, вчера я видел эти дома на набережной. Почему в них никто не живет?
— Откуда я знаю? Роскошные дома — но, наверно, квартиры в них слишком дороги…
— Не хватает богатых людей?
— Богатые люди есть, наш президент, в отличие от вашего, запретил вывозить капитал за границу. Сказал: делайте что хотите — но здесь. Однако психология людей изменилась. Они не хотят жить в квартирах. Предпочитают индивидуальные дома. Есть целый квартал, я тебе как-нибудь покажу, называется Санта-Барбара…
Мы миновали последнюю пригородную развязку. Дорожная полиция, окатив нас свирепыми взглядами, тем не менее пропустила машину, продолжая «разбираться» с теми, кого остановила раньше.
— Или вот эти, — вдруг без всякого перехода сказал Азер. — Нас они пропустили, потому что знают машину. Но любого, кто едет за нами, они остановят и сдерут с него двадцать манатов — нарушил он правила или нет. Так здесь все устроено! А попадешь ты или нет — это рулетка…
Я вдруг подумал, что разговор у нас какой-то странный. Для шофера Азер был чересчур разговорчив и независим в суждениях. Проверяет он меня, что ли? Непохоже… Я-то помалкиваю… И вообще, за свою долгую уже жизнь я научился различать комитетчиков от не-комитетчиков. У тех даже провокации какие-то узнаваемые…
— Знаешь, — подумав, решился я. — Мне здесь все так напоминает Россию, что даже тошно. Ведь с Москвой произошло то же, что с Баку. Те же роскошные дома с квартирами в миллионы долларов… Я всегда спрашиваю себя: кто может их купить? Находятся, покупают. Ну а на дорогах… Ты знаешь, у меня была машина. Но я ее продал. Понял, что у меня просто не хватает денег откупаться от этих…
Слева тускло под пологом серых туч блеснуло море. Дорога шла теперь все время вдоль моря на юг.
Бесприютный морской берег весь был разворочен гусеницами бульдозеров: похоже, здесь недавно закончилась стройка. Несколько высоких домов с серыми, будто из прессованного шлака, стенами были выстроены прямо на едва присыпанном землей пятне мазута. Опять какой-то бред… То есть понятно: застройщик купил дешевый участок на нефтяном болоте. Но кто же станет здесь жить? Запах нефти чувствовался даже из машины… Рядом на склоне холма неутомимо кивали своими верблюжьими головами старенькие качалки, а вдали, на металлических платформах, вынесенных далеко в море, высилось несколько буровых установок посовременнее.
Когда-то Андрей Платонов назвал Каспий степным морем. Каспийские берега и вправду больше похожи на берега озера, нежели на берега настоящего моря: скалы редко вплотную подступают к берегу, образуя характерные очертания, — заросли камыша, барханы пустыни или плоские ланды окружают его изумрудные воды. Как-то в Казахстане на нетронутом человеком берегу мне удалось удачно поэтизировать этот пейзаж, уместив в объективе фотоаппарата несколько пучков выжженной до серебристого цвета травы, желтый ком перекати-поля, белую кромку пляжа, состоящего из миллиардов раскрошенных морских ракушечек — весь жар, всю сухость пропеченной солнцем земли, удивительным образом контрастирующую с зеленоватой чашей моря и прохладой голубого неба… Вот будто и вправду брел по степи и вдруг за очередным увалом тебе открылось не море суши, над которым парят лишь терпеливые орлы, а как мираж, заключенное в чашу песка сверкающее, драгоценное, переливчато играющее искрами чудо воды…