Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Новый Мир ( № 10 2007)

Новый Мир Журнал

Шрифт:

Ну ладно, о стилистике, может быть, еще вспомним. Но Аксенов где-то к сотой странице продрался-таки сквозь орнаментальные тамарисковые заросли к сюжету, то есть в расслабленных мозгах Базза Окселотла что-то такое забрезжило. Честно говоря, прием Аксенов использовал нехитрый и давно известный — автор и его герои живут в одном пространстве, и непонятно, кто кого выдумывает. Герои то следуют авторскому замыслу, то капризничают, вовлекая автора в собственные авантюры с непредсказуемыми последствиями, идет этакое взаимное перетекание творческой энергии.

Фильм такой есть, очень симпатичный, “Обыкновенное чудо”, который Марк Захаров снял задолго до перестройки. Там Олег Янковский играет Волшебника, который сначала придумал историю,

а потом в нее сам ввязался. Вот так и Базз Окселотл.

А про что история? Да, собственно, про восхождение и падение Михаила Ходорковского (в романе его зовут Геном Стратовым). Автор может сколько угодно говорить, что он не имел в виду никого конкретно, что он пишет про “комсомол”, который странным образом сумел воспитать в своих недрах будущих блестящих олигархов 90-х, но против текста не попрешь — там явный Ходорковский, хотя на окраинах романа появляется и некий Одорковский со сходной биографией.

Вот тут полный провал. Сколько ни навязывает Аксенов разнообразных волшебных бантиков на этот тупой и всем известный сюжет, все равно получается так, что добрая половина беллетристического “мяса” в этом романе прямо отсылает к прогремевшей некогда “Большой пайке” Юлия Дубова, нынешнего эмигранта и лондонского жителя. Фильм “Олигарх”, снятый по этому роману, Аксенов явно посмотрел. Да и “экономические триллеры” Юлии Латыниной наверняка почитывал. Другое дело, что Дубов и Латынина не для детей писали и не было у них заботы — к какой такой ракете-носителю пристроить, чтоб ее в космос запустить, очередную волшебную историю с преображениями, чудесами и размышлянцами на предмет усовершенствования мироустройства. Понятно, к какой — к большому бизнесу, миллиардам, дорогим курортам, “джетам”, охранникам, “хаммерам” и голубым вертолетам, которые прилетают туда, куда автору нужно по сюжету. А также много-много модной одежды, которая именуется Аксеновым подробно, с детским восторгом начинающего фарцовщика: костюм от такого-то, туфли такие-то, нижнее белье от еще кого-нибудь.

У Дубова в “Большой пайке” — компания “Инфокар”, которую, естественно, гнетут темные силы в лице бывших или не бывших гэбэшников. Компанию, разумеется, разрушают и раздирают. У Аксенова — компания “Таблица-М” (даже неграмотный поймет, что это “Таблица Менделеева” — периодическая система элементов Д. И. Менделеева), где есть внизу этакая сплоченная группочка “редкоземельных элементов”. Вот этими чрезвычайно дорогими элементами компания успешно торгует, но на пути ее встает, конечно же, некая теневая структура МИО (“скрытно-большевистская”). Самое скучное, что есть в книжке, — это тонны беллетризованной публицистики и дешевой конспирологии. Аксенов что, и правда думает, что у нас могут быть какие-то более или менее рациональные заговоры? А простого и наглого трейдерства ему мало?

Да нет, он просто играет.

Юлий Дубов, хотя ему далеко до писательского уровня Аксенова, написал вещь драматическую, сам в сюжете поучаствовал и до сих пор отвечает за последствия. Аксенов написал фарс “по мотивам”, где до неприличия любит себя и даже нечто вроде мании величия обнаруживает. Беседует он (не он, его представитель в сюжете), к примеру, со своим американским другом, а тот спрашивает — небось пишешь опять что-нибудь вроде того, из-за чего на тебя обозлилась вся Америка? Базз Окселотл приятно и притворно удивляется: “Вся Америка? На меня? Разозлилась? Да кому я нужен в этой Америке?” Так за что разозлилась-то? Так вот: “За то, что пишешь на свой манер, Базз, как-то не прогибаешься. Как-то не объясняешь публике, о чем пишешь, заставляешь догадываться. А она любит все сразу понимать, любит жевать разжеванное. А ты плетешь свою метафору и не очень заботишься о публике”. Ну, такой нонконформист! Хотя разжевано так, что дойдет до последнего олуха.

Так вот получается — сюжет из животрепещущей российской действительности (в газетах, правда, подробнее), герои однозначны, как герои комиксов или компьютерных игр, в композиции автор путается, для чего в конце романа ему приходится

страниц этак на пять остановиться в связи с осмыслением слова “летоисчисление”, что связано, вообще говоря, со стремлением спасти распадающийся текст от полной энтропии.

“Большая мысль”, собственно, ровно одна: ну надоело Аксенову нынешнее человечество. Некачественное, некондиционное. Детей нужно зачинать в жерле вулкана, в окружении редкоземельных элементов. Эти дети, может быть, станут основой новой расы, которая преобразит мир. Очень забавно читать последние страницы романа, где Аксенов пытается с достоинством выбраться из того мировоззренческого хаоса, в который сам себя загнал. Там у него идут длинными абзацами рассуждения о вечности, бесконечности и прочих интересных вещах, но я бы сказал, цитируя полузабытого ныне поэта Александра Межирова, что это “непереваренный Ницше”. Процитирую, чтобы вспомнили:

И непереваренного Ницше

В животе приталенном неся,

Ты идешь все выше, то есть ниже,

Ибо можно все, чего нельзя.

Вообще поэма Межирова “Alter ego” вполне себе может служить путеводителем по таким сочинениям, как “Редкие земли” Аксенова. Межиров писал свою поэму давно и, наверное, не имел в виду именно Аксенова, но явно имел в виду весь тогдашний литературный “комсомол”, из которого произросли и литературные, и прочие “олигархи”, да и механизм обозначил:

В пику монпарнасским летописцам,

Ты живешь, осуществляя план,

Рыночным, холодным любопытством

К людям, книгам, сплетням и делам.

Кроме любопытства ледяного,

Ничего иного своего,

Впрочем, это для тебя не ново,

Знаешь сам, что нету ничего.

Ощущаешь сам — и это чувство,

Вожделенью лютому назло,

Долю вносит в околоискусство

И в неподалекуремесло.

Аксенов несколько раз намекает, что этот роман — завершение, это последний роман трилогии, а два первых написаны были когда-то для денег и для детей. Честно говоря, помню только одну вещь из тех времен — “Мой дедушка памятник”, а дальше что-то еще игривое типа “Джин Грин — неприкасаемый”, который, впрочем, сочинил Гривадий Горпожакс (Горин, Поженян, Аксенов). Ну да ладно. Я про то, что специально для детей и для денег писать не надо.

Мандельштам, строчкой из которого я назвал этот текст, заканчивает соответствующее четверостишие так:

Все большое далёко развеять,

Из глубокой печали восстать.

Чего и хочется пожелать Василию Павловичу Аксенову.

Александр Агеев.

"Влажноголосый гимн Эроту"

Н. Л. Уперс. Апокрифы Феогнида. Несобранное. СПб., ЗАО “Журнал „Звезда””, 2007, 156 стр. (Литературный альманах “Urbi”. Вып. 58. Серия “Новый Орфей” /23/).

Вы, читая мои стишки, решили

По игривости их, что я развратен?

Целомудренным быть благочестивый

Сам лишь должен поэт, стихи — нимало…

Катулл.

Ах, во всяком слове спит Эрот!

Поделиться с друзьями: