Новый Мир ( № 10 2008)
Шрифт:
деревяшкой. Где этот столик? Молодая, глупая была, хотелось обставить собственную квартиру по-современному, и бросила всю мебель, не заметив даже, как радовалась обменявшаяся с ней пожилая пара.
Лида шла привычным маршрутом, неизменно изумляясь тысячу раз виденным надписям. Ну что это? “Дорогому отцу от сына”, “Человеку большой души”. Писали самое главное: “Петров А. И. Герой Труда. 85 лет”.
А фамилии… Слышала по радио передачу о занятных фамилиях, так вот самой смешной была признана фамилия Бляблин. Хорошо, что лежащий здесь человек, означенный как “доцент Бляблин”, с простым добрым лицом на фаянсовом овале, умер задолго до того, как возник идиотский эвфемизм “блин”. На одной доске было
И почему-то мерещилось: дожди, снега, время сотрут золото с букв, а безграмотный дефис останется сиять вечным памятником любимому мужу.
Памятники тоже, конечно, бывают выдающиеся по безобразию. На главной аллее был абсолютный чемпион. Супруги Панкратовы удостоились цветных мозаичных портретов. Смальта, где преобладала лазурь с золотом, запечатлела каждую морщинку, рисунок двойных подбородков, подробности его орденских колодок и, что особенно трогательно, ряд ее золотых зубов, приоткрытых легкой улыбкой. Конечно же, портреты больше рассказывали не о тех, кто на них изображен, а о тех, кто увековечил любимых родственников, не пожалев немалых денег и сообразуясь со своим вкусом.
Тем временем странный шум усиливался. Навстречу Лиде шла женщина в кружевном черном платке. Остановилась. Покачала головой:
— Нашим-то еще ничего, а тем, кто в том углу, уж так весело! — Она поправила платок. — Ничего святого нет.
— А что это? — спросила Лида.
— Не слышите? В парке через дорогу воскресенье отмечают.
Лида напрягла слух:
— Подходим получать подарки. Поприветствуем победителей викторины!
Торжествующий туш прогремел трижды. Вороны вспорхнули и закружились над огромными кленами. Казалось, даже листья стали облетать быстрее. Лида увидела, что на этом краю кладбища еще больше деревьев, обвязанных красной тряпкой. Смертный приговор: скоро спилят. Что делать, прошлой зимой дерево упало и повалило десяток надгробий.
Для Лиды кладбище было частью не смерти, а жизни и то и дело отзывалось в самых неожиданных обстоятельствах. Как-то в студенческие годы за ней недолго ухаживал худющий очкарик, увлеченный историей московского центра. Они много гуляли по тихим переулкам, и она дважды поразила и, кажется, не на шутку напугала юношу. Он привел ее арбатскими закоулками к дому Мельникова, странному, будто пришелец из других миров, среди особнячков и доходных домов.
— Знаю, знаю… У него простой деревянный крест на могиле, а летом все вокруг буйно зарастает травой. Редкость на том кладбище, там много тени.
Это поклонник еще стерпел. Но когда они вышли на улицу Фрунзе и он гордо, но нарочито небрежно бросил, что это, мол, бывшая Знаменка, она его перебила:
— Да, конечно. Но знаешь, когда Анна Каренина уже едет бросаться под поезд, она кучеру говорит: “На Знаменку, к Облонским”, а я хоть и не знаю, где жили Облонские, сразу представляю могилу Кампорези, русского итальянца, который на Знаменке кучу домов построил.
Мальчик потрясенно помолчал, потом как-то осторожно, странно растягивая слова, спросил:
— У тебя курсовая по кладбищам?
Лида рассмеялась, пыталась объяснить, что для нее родное кладбище ничем не отличается от бульваров и переулков, но он свернул разговор, прервал прогулку, сославшись на неожиданно всплывшее в памяти дело, и больше никуда ее не приглашал.
Еще в пятом классе им задали домашнее сочинение “Мое любимое место Москвы”. Она написала про это кладбище. Маме очень понравилось, она даже подсказала ей эпиграф из Пушкина. Но учительница была иного мнения:
— Неужели в твоем родном городе, столице нашей родины, хорошеющей день ото дня, ты не нашла лучшего места, чем кладбище?!
Лида плакала, мама ходила в школу, но объяснение про “любовь к отеческим гробам” литераторшу не переубедило.
— Странно вы воспитываете дочь.
Да, ее воспитывали странно. Мама, например, считала Лидину музыкальную школу важнее общеобразовательной, хотя пианистки из нее явно не получалось.
— Остальное книжками доберешь, — так она говорила.
И оказалась права. После истфака работу найти было трудно. В школу Лида идти не хотела, а бывший педагог по сольфеджио случайно, как бывает, порекомендовал ее в министерство. Там свидетельство об окончании музыкальной школы решило дело, и сколько она организовала фестивалей и конкурсов — не счесть…
— Сегодня наш спонсор — московская топливная компания дарит вам талоны на бензин. У кого еще нет автомобиля, срочно приобретайте!
Отсюда усиленные микрофоном слова были уже ясно слышны.
— Девушка в розовой куртке, что же вы не подходите? Вам не нужна топливная карта? Подарите своему молодому человеку. Я не верю, что у такой красавицы кавалер без машины!
Лиду передернуло. Справа от нее мужчина мастерил скамейку у высокого холмика — еще цветы не завяли, земля не осела. Каково ему под такой аккомпанемент…
Свежих могил все прибавляется, все теснее выстраиваются буквы на старых плитах. Мамино имя и годы жизни выбили слишком крупно — не уследила. Как она сокрушалась, что для нее места не осталось… Рыжий башкир Зуфар, уже лет двадцать смотритель их участка, как умел утешил:
— А у вас фамилия как у мамы?
— Да.
И тут он жестом фокусника вынул из кармана рулетку и начал сосредоточенно мерить плиту, даже, кажется, губами шевелил. Он поворачивал стальную ленту и так, и сяк и наконец торжественно изрек:
— Поместитесь!
Тогда, десять лет назад, она смеялась до слез. Теперь не смеялась бы. Читала она, слышала про возрастные кризисы, но сама испытала такой шок впервые в пыльном коридоре пенсионного фонда, прочитав форму заявления, которую ей надлежало заполнить: “Прошу оформить мне пенсию по старости…” Ее как под дых ударило: да, на работе, хоть времена и повернулись круто, она по-прежнему незаменима. Когда организаторы, теперь красиво называемые менеджерами, в последний момент судорожно бьют пальцами по клавиатуре мобильников, натыкаясь на отказы, она тихо и спокойно, как они говорят, все “разруливает”. Ведь по-прежнему миром правят средние чиновники со старыми связями, вроде нее. И это понимают даже длинноногие девочки и отглаженные мальчики. И потому у нее всегда есть выбор: на какой концерт, на какую презентацию или
открытие фестиваля сегодня пойти. И ей есть куда надеть нарядные тряпки, и есть для чего сидеть на диете, ходить к косметологу и парикмахеру. Пенсия — всего лишь прибавка к зарплате. Не будет она ее брать, а летом поедет в круиз по Дунаю или даже по Средиземному морю. И нечего убиваться. Отметили на работе ее пятидесятипятилетие, поздравили, цветы подарили, но мотив пенсии даже не возник. И сейчас, два года спустя,
горизонт чист.
В центре кладбища — большая площадка с круглой клумбой. У нее была детская забава: сколько раз она сумеет проскакать вокруг нее на одной ножке. Она дошла сюда и даже не заметила, что музыка звучит все громче. Пронзительный женский голос, безобразно искаженный плохим усилителем (она-то знала, какие нужны микрофоны, чтобы не было помех на