Новый Мир ( № 10 2008)
Шрифт:
— Да! — сказал он. — Да! Я, вы знаете, я работал в подпольной типографии. Набирал революционную газету “Правда”, “Манифест Коммунистической партии” товарищей Маркса и Энгельса. Я посещал марксистский кружок.
— Вот и хорошо, — доброжелательно сказала она. — А то мы, кажется, товарищ Никодим, тут немного отстали от жизни. А вы заодно восстановили бы свои силы. У нас тут тихо. Спокойно.
Ему вдруг стало очень тепло и сонно, это, наверное, оттого, что заживает рана, подумал он, хорошо, когда рука больше не болит. Он знал, что пулю, разворотившую ему плечо, так и не удалось
— А где Янка? — спросил он не столько по побуждению видеть ее, сколько потому, что не мог не спросить.
— Товарищ Янка прибудет позже, — сказала женщина, и это было очень просто и понятно: конечно же, товарищ Янка прибудет позже, и тогда он познакомит ее с революционным учением товарища Маркса. Удивительно, почему он раньше этого не сделал…
— А вы покажете мне товарища Ленина? — спросил он сонно.
— Вот ты, Янка, всегда так, — укорял батя, — как вобьешь что-то себе в голову…
Но Янке видно было, что он на нее не сердится, а, наоборот, скорее гордится упрямством дочки.
— Высадила бы его, да и домой… Вон сколько времени потеряла.
— Хотела как лучше, — сказала Янка, накидывая на плечи кожушок и подворачивая косу в тяжелый узел. — Чтобы не забоялся он.
— Такой забоится…
— Не скажи, батя, вон русалка когда играла, ну та, что у третьей верши обычно плещется, он аж позеленел весь.
— А ты ее, заразу, веслом, — посоветовал батя.
— Ну, так ты ж учил… Я ее по рукам, по рукам…
Сметанные стога заносил мелкий серый снег, и все вокруг было серое и рыжее, и Янка почувствовала, как наваливается на нее неодолимый сон.
— Мама уже спит, — сказал отец, кивнув на старую, скрипучую вербу с огромным дуплом, возвышающуюся на заднем дворе. — Да и нам пора. Я, вон, тебя дождаться хотел, аж пальцами веки держу…
— Ага, — согласилась Янка. — Звыняй, батя… Ты вот мне скажи… Мы стараемся, чтобы как люди, чтобы как отец Йожка учил, чтобы добро к ближнему и милосердие… А они почему не стараются? Что ж они так, друг друга?
— Тому що они люди, глупая, — пояснил отец и затоптал цигарку сапогом. — Им не надо стараться… Ну, не плачь, доча. Этот тебе все равно не пара был. Горяч очень. Вот поживет он там с недельку, и повыбьет из него эту его дурь. Иногда это человеку на пользу идет. А как вернется, лет через сто… ну не плачь, говорю тебе. Я уж и скотину тетке Ярине загнал, и хату заколотил. Пошли спать…
— Вот еще скажи мне, батя, — Янка сонно завозилась, устраиваясь в уютном, теплом скрипучем мраке, — а правда… куда ты тех людей перевозишь, а?
— На другой берег, доча, — глуховато отозвался отец, — на другой берег.
Знакомый голос
Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. Выпустил более десяти поэтических книг. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.
* *
*
Однажды ночью снег пошел,
как будто бы нарочно.
Сколь томик Тютчева тяжел,
теперь я знаю точно.
Как в полумраке за окном
похрустывают сучья,
детишкам, спящим сладким сном,
не знать про это лучше.
* *
*
Населенье небольшого острова
все передо мной, как на ладони,
возраста по большей части взрослого
в спальном умещается вагоне.
Это их на самом деле — Родина.
Это их в конце концов — Отчизна.
В том, что на полу в углу блевотина,
вовсе никакого нет цинизма.
Просто человек дошел до крайности.
Просто пассажира укачало.
Много пассажиров не без странности,
а нормальных — очень-очень мало.
* *
*
Ветер в поднебесье прах развеет
тех, кого мы искренне любили,
даже если кто окаменеет,
превратится в горстку легкой пыли.
Если вдруг забронзовеет кто-то,
ты возьми его за локоточек
и скажи:
— Ты вышел из народа,
горячо любимый всеми летчик.
Ты, моряк, красивый сам собою,
из народа вышел, между прочим,
и отец твой был перед войною
на заводе тракторном рабочим.
* *
*
Холодно на улице и в доме.
И на дальних подступах к реке
слышу я, как будто мышь в соломе,
дождь шуршит в сыром речном песке.
А немного подойдя поближе,