Новый Мир ( № 12 2005)

Ценители звучащего слова помнят и знают, что голос Анны Ахматовой издавался на виниловых пластинках неоднократно и вполне приличными тиражами. Кстати, в составлении первой такой пластинки (1962) Ахматова принимала непосредственное участие, она включила в нее стихотворения из цикла “Тайны ремесла”.

Одна из ахматовских пластинок, вышедшая в 1968 году, к началу девяностых выдержала восемь изданий.

Во многих домашних фонотеках до сих пор, знаю, хранятся два диска-гиганта — “Анна Ахматова. Стихи и проза” (впервые — 1986) и “Анна Ахматова. Стихотворения и поэмы” (впервые — 1988). Эти большие белые пластинки, с анненковским графическим портретом на одной и знаменитым рисунком Модильяни на другой, тоже успели переиздаться еще до того, как фирма “Мелодия” окончательно почила в бозе, а на смену винилу пришли лазерные компакт-диски.

Об истории ахматовских записей, о формировании и содержании ахматовского фонда в крупнейшей отечественной коллекции — собрании Государственного Литературного музея рассказано в книгах Льва Шилова “Я слышал по радио голос Толстого…” (1989) и “Голоса, зазвучавшие вновь” (2004).

Иными словами, тех, кто заинтересуется, я и отсылаю к этим изданиям; более обстоятельного представления этой темы — с именами, хроникой, сравнительным анализом сделанного, с привлечением литературных источников и живых свидетельств — пока нет. Кстати, я узнал, что полный текст последней шиловской книги выложен на одном из интернет-сайтов, так что пересказывать наработанное и обобщенное им не стану. Добавлю только, что чрезвычайно важным и актуальным для отечественной звукоархивистики мне представляется малодоступная научная статья Шилова “Звучащие тексты Анны Ахматовой”. Эта работа, как я понимаю, была написана для конференции, прошедшей в Институте мировой литературы Академии наук 15 — 17 июня 1989 года и посвященной столетию Анны Ахматовой4.

Перед тем как представить читателю и возможному любителю звучащей литературы два известных мне компакт-диска с авторским чтением Анны Ахматовой, признбаюсь: я очень люблю ее голос. Люблю и доверяю ему с того момента, как перевел иглу проигрывателя на виниловую пластинку, а из колонок зазвучало — для меня и сейчас неизъяснимо завораживающее, заполняющее собою пространство комнаты — торжественное: “Бывает так: какая-то истома; в ушах не умолкает бой часов…”

Мне и сегодня кажется неслучайным, что первым стихотворением, которое я услышал, было именно “Творчество”: о все победившем звуке. Собственных свидетельств об авторском чтении Анны Ахматовой у меня, конечно, нет и быть не может, я родился через месяц после ее смерти. Но издавна читая ее стихи и книги о ней, общаясь с знавшими ее и все чаще слушая записи (коих в моей коллекции немало), я стал замечать странную вещь: живая Ахматова незаметно вдвинулась в мою жизнь настолько, что с течением времени в присутствии ее голоса мне стало чудиться, словно она наблюдает за мною, читателем-слушателем, из своего бессмертия. Короче говоря, слушать ее “просто так” и даже “с интересом” у меня не получается; представьте себе, что слышите голос Пушкина или Гёте, — и вы поймете, о чем я. Когда я узнал, что отыскалась звуковая телесъемка5, помню, разволновался так, словно увижу и услышу ее живую, не отделенную от меня вакуумной телевизионной трубкой. Так и случилось. И хотя лихорадочный голос итальянского репортера порядком перекрывал чтение короткого стихотворения6, — мне казалось, что именно она без всякого напряжения забивает, покрывает своей просодией отнюдь не дантовскую, а сицилийскую скороговорку старательного папарацци. Я слышал только ее.

Мне жаль, что на представляемый ниже компакт-диск не попали стихи из цикла “Тайны ремесла”, с которых началось мое общение с голосом поэта. “Творчество” — оттуда. Первая грампластинка, составленная за четыре года до смерти самой Ахматовой, — открывалась именно им.

Анна Ахматова. Стихи и проза. Записи 1963 — 1965 гг. Российский диск, RDCD 00732. 2003. Москва. Сувенирное издание.

Р 2003, Russian Disc.

Общее время 65.49. Звукорежиссер С. Филиппов. Мастеринг Катя Жукова. Составитель Л. Шилов. Дизайн В. Лазутин.

На этом CD представлены 23 записи, а композиция в точности повторяет последнее издание виниловой гигант-пластинки “Анна Ахматова. Стихи и проза” с рисунком Амадео Модильяни на конверте. В аннотации к винилу было указано, что представленные записи 1963 — 1965 годов — из фондов Ленинградского радио, Государственного Литературного музея и коллекций Ники Глен, семьи Рожанских и Льва Шилова. В пояснительном буклете представляемого CD подобной информации, увы, нет, так что я ориентируюсь на постаревший картонный конверт.

Сразу же после зачина (5-й части цикла 1940 года “В сороковом году”):

Но я предупреждаю вас,

Что я живу в последний раз… —

на компакт-диске идут восемь (!) стихотворений из первых пяти книг Анны Ахматовой — от “Вечера” до “Anno domini”, от стихов 1908 года — до “Небывалая осень построила купол высокий…” (1922). То есть, если не считать трех больших вещей (мемуара о Блоке, “Реквиема” и отрывка из очерка “Амадео Модильяни”), получается, что ранней Ахматовой отдана почти половина пластинки.

Мои эмоции вызваны тем, что Ахматова, насколько знаю, не любила читать на пленку свои старые вещи, это подтверждается многими воспоминаниями. А здесь — помимо прочего — мы обнаруживаем совершенно немыслимое в ее позднем произнесении — “Сжала руки под темной вуалью…” (трек № 5):

....................................

Задыхаясь, я крикнула: “Шутка

Все, что было. Уйдешь, я умру”.

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: “Не стой на ветру”.

Переводчик Игнатий Ивановский писал, что, когда он попросил Ахматову прочитать эти самые стихи на его магнитофон, она ответила отказом: “Я забыла, как это произносится”.

Шилов пишет, что “некоторым счастливцам все же удавалось ее уговорить”: до нас дошли две таких записи. Очевидно, сделанная ленинградской радиожурналисткой Зоей Давыдовой — это и есть “из фондов Ленинградского радио”…

Поэт и переводчик англоязычной поэзии Игнатий Михайлович Ивановский представляется мне замечательно деликатным человеком; что же до его ремесла, то, судя по письмам и дарственным надписям Ахматовой, его работу она оценивала достаточно высоко (“…Ваши переводы, как всегда, точны, изящны и вдохновенны”). Кстати, Валентин Берестов пересказал мне однажды шуточную идею И. И., могущую помочь в деле оценки читающей публикой настоящей — не навязанной модой или чем-нибудь еще — поэзии: “Надо всех издавать бесплатно и анонимно”. Остроумная идея, не правда ли?

Ивановский оставил замечательное свидетельство того, как именно Ахматова читала свои стихи в шестидесятые годы, то есть в те самые, к которым и относятся записи, представленные на этом компакте:

“…Как читала Ахматова в последние годы жизни?

Голос низкий, ниспадающий. Последняя строка почти пропадает, замирает где-то внизу.

Общее впечатление — сдержанного величия. По манере то, что называется завыванием, но очень в меру. При таком чтении подробности не выделяются, слушатель как бы видит всю строку, становится читателем.

Чтение — не бытовое, не разговорное. Наоборот, священнодействие. Звук полный, глубокий.

И еще одна особенность: последнюю строку стихотворения Ахматова иногда произносила с чуть заметным оттенком какой-то необъяснимой досады”.

Читая воспоминания о поздних ахматовских звукозаписях, нетрудно подметить, что многие говорят о “низком”, “густом” голосе и легком “задыхании” в начале чтения. Говорят о “торжественности” и о каком-то необычном спокойствии, том самом, по слову С. И. Бернштейна, “скорбном припоминании”.