Новый Мир ( № 12 2005)

Однажды ее чтение в прямом смысле помогло художнику Александру Григорьевичу Тышлеру в работе над портретом:

“…Анна Андреевна читала свои стихи эпически спокойно, тихо, выразительно, так, что между нею и слушателем словно бы возникала прозрачная поэтическая ткань. Создавалось своеобразное мягкое звучание тишины… Это помогло мне увидеть и нарисовать Ахматову…”7 Тут надо добавить, что сама Ахматова считала Тышлера (как и Модильяни) одним из немногих живописцев, понимающих и чувствующих стихи.

Перед “военными” и послевоенными стихами на диск помещена редкая запись: стихи из трагедии “Пролог, или Сон во сне”, то есть из сожженной и восстанавливаемой в последние ахматовские годы таинственной драмы “Энума элиш”. Когда слушаю эту запись, мне почему-то представляется сцена, стол, за ним — Ахматова, а перед ней — актеры, которым еще только предстоит перенести эту поэзию через рампу туда, где сейчас находится ее автор.

Пять лет назад в беседе с О. Е. Рубинчик выдающийся ученый и переводчик Владимир Сергеевич Муравьев (за год до своей скоропостижной кончины) сказал несколько слов о манере ахматовского чтения: “…Ахматова изумительно читала — это, кажется, где-то записали: „Лаской — страшишь, оскорбляешь — мольбой, / входишь без стука…” Как говорила Лидия Яковлевна Гинзбург: „Все поэты всегда хорошо читают свои стихи”. Она была совершенно права. <…> С Анной Андреевной никогда не было ощущения концерта, никогда не было ощущения исполнения. Пастернак исполнял свои стихи, изумительно исполнял. А она не исполняла их, она их как бы находила в чтении, воспроизводила в устном речевом потоке”8.

А ведь многим слушателям пластинок чудится, что именно — “исполняла”!

Муравьевское “кажется, где-то записали” — это как раз из “Пролога, или Сна во сне” (трек № 14), то, что у Ахматовой обозначено репликой (“Слышно издали”):

Лаской страшишь, оскорбляешь мольбой,

Входишь без стука.

Все наслаждением будет с тобой —

Даже разлука…

То, что представлено в диске как “Из цикла „Ветер войны””, — это запись Льва Шилова, сделанная в День Победы, 9 мая 1965 года, в Комарове. Запись легко атрибутируется по его воспоминаниям9 в книге “Голоса, зазвучавшие вновь”, к которым я с удовольствием отсылаю читателя, не удержавшись, правда, от одного “жизненно необходимого” здесь пассажа:

“…Мне довелось записывать на пленку многих литераторов. Вот уже сорок лет, как это несколько странное занятие является моей основной профессией. Но кажется, что с того памятного дня, когда я приехал с магнитофоном к Анне Андреевне Ахматовой, мне уже никогда не приходилось иметь дело с поэтом, который бы так ясно представлял себе, что читает стихи не только собеседнику, не только тому, кто сейчас сидит перед ним с микрофоном, и не только тому, кто, допустим, через неделю-другую будет слушать эту запись по радио или через год-другой — с пластинки, но читает для многих и многих будущих поколений. Чувство будущих читателей, будущих слушателей было у Ахматовой очень сильно”.

“…А каждый читатель как тайна, / Как в землю закопанный клад…”

Я жалею, что ахматовские реплики (и жалобные, и протестующие, и повествовательные) до, после и во время чтения Лев Шилов не опубликовал на аудионосителе. Ведь в них есть своя “особость”. Впрочем, и воспроизведенные в его воспоминаниях, они дают для мгновенного портрета А. А. тоже много.

А вот историк литературы, публицист и издатель Никита Струве, наоборот, включил этот, как говорят некоторые циничные “радисты”, “мусор” в опубликованную на аудиокассете свою запись ахматовского чтения в Париже 20 июня 1965 года10. Получилось очень беспощадно по отношению к себе (записывающему) и бесценно — для истории литературы. Если бы наука/искусство авторской аудиозаписи у нас действительно существовали, я бы издавал это в двух вариантах: с монтажом и без него, со всеми репликами. И у того и у другого варианта был бы свой слушатель.

Между прочим, если бы не поездка Шилова в Комарово (чтобы не ехать с пустыми руками, он взял с собой переписанные в тот же год с валиков ахматовские записи 1920 года, но они А. А. не тронули11), у нас вообще не было бы записи “Мужества”.

Именно этим “военным” стихотворением закончил свой знаменитый очерк 1964 года Корней Чуковский. Ахматова была тронута текстом и при случае спросила Л. К. Чуковскую, почему так получается, что Чуковский — единственный критик, которому удается “писать громко”.

“Потому что он пишет вслух”, — ответила Лидия Корнеевна.

Вошедшие в CD воспоминания “Об Александре Блоке” (трек № 21) — это все, что осталось от несостоявшейся телесъемки для передачи о нем. Ахматова в тот день не согласилась сниматься, телевизионщики ее, как водится, обманули и приперлись с аппаратурой, надеясь, что “уломают”. Тем не менее Ахматова не далась, соглашаясь лишь на магнитофон. В результате вышло по ее.

Эта история подробно и ярко описана в книге Анатолия Наймана “Рассказы о Анне Ахматовой”. Почему-то в этом случае мне не жалко несостоявшейся (и уникальной, случись она въяве!) “исторической” встречи Ахматовой с отечественным телевидением. Она лучше всех про себя все знала и чувствовала, и это не наше, а уж тем более не телевизионщиков дело, почему сказала: “Я им не дамся”.

В отрывке из очерка “Амадео Модильяни” (трек № 22), исключительно хорошо записанном Иваном Дмитриевичем Рожанским12, меня всегда смешит, как Ахматова не щадит слушателя, щедро вставляя в свою речь разнообразные французские названия и цитаты из разговоров. Переводом она себя не затрудняет, и в этом есть тоже какая-то правота.

Что же до “Реквиема” (трек № 23), то я так и не знаю посегодня — цельная это запись или тут есть монтаж. Иногда кажется, что цельная, иногда — чувствую вмонтированные куски. И Нике Николаевне Глен, и Рожанским, и Шилову она читала стихи из этого цикла. Около четверти часа длится это чтение. Цена его нам известна.

И это последняя запись на диске “Анна Ахматова. Стихи и проза”.

Кто же издаст — по той же модели — лазерный двойник винилового “гиганта” “Анна Ахматова. Стихотворения и поэмы”?

Был бы повод для совершенно другого обзора, для разговора, например, об ахматовском выступлении в Большом театре на торжественном заседании, посвященном 700-летию со дня рождения Данте (19 октября 1965 года). Будем ждать.

Мне почти нечего рассказать о двойном CD под названием “1. Анна Ахматова. „Поэма без героя”. Читает Автор; 2. Любимая музыка Анны Ахматовой”. Этот компакт-диск, что называется, очевиден.

В этом издании авторское чтение одного из последних вариантов поэмы смонтировано из нескольких источников; двенадцать музыкальных произведений исполнены знаменитостями — от Рихтера до Шаляпина, а издан сей диск Музеем Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. На задней стороне обложки музей “благодарит Л. А. Шилова и Н. В. Гумилеву”. Издание, видимо, малотиражное: никаких выходных данных, кроме уже названных и клише “DIGITAL AUDIO”, здесь нет.

Между тем элементарный сравнительный анализ показывает, что запись “Поэмы без героя” — это копия одноименной аудиозаписи, изданной ограниченным тиражом на компакт-кассете как “собственное издание” Государственного Литературного музея, кажется, в конце прошлого — начале нынешнего века. На обложке кассеты написано, что тут использованы звукозаписи 1962 — 1965 годов из коллекций Н. Глен, И. Рожанского и Л. Шилова. Монтаж и реставрация — Тамары Бадеян.

Неужели эта полезная информация заняла бы много места в “фонтаннодомном” CD, где я и купил этот двойной компакт полтора года назад?

…В самом начале Первой главы Первой части, там, где к автору “вместо того, кого ждали, приходят тени из тринадцатого года под видом ряженых” (“…Вас я вздумала нынче прославить, / Новогодние сорванцы!..”), — слышно, как пронзительно громко, в той самой комнате, где записывают Ахматову, звонит телефон.

Итак, как сказал бы провинциальный конферансье, я оставляю вас наедине с ахматовским голосом. Послушайте для начала одно-два стихотворения — с первого диска.