Новый Мир ( № 12 2009)
Шрифт:
Коктебель
М. А.
И вот оказались безжалостно-кратки
Блаженные годы твоей лихорадки.
Всё вдруг отдалилось и тает во мраке:
В лицо с поворота летящие маки,
Цветенье сирени, вино, разговоры,
И ночи тоски, и лягушечьи хоры;
Воды переливы и годы разлуки
И
Холмы на рассвете, холмы на закате
И легкое платье на розовом скате;
И новое небо за огненным краем,
Откуда дорога ушла к Гималаям.
А то, что осталось во мгле у причала,
Все слишком обычным и вовремя стало.
Я знаю, сюда возвращаться не стоит,
Но море синеет и выступы моет.
И рокот и ропот возносятся, вторя
Волнению сердца, биению моря.
Норд-Ост
Проезжая в метро по Дубровке,
Незаметно поклон отдаю
Милицейской дубовой сноровке,
Всем, кто нынче в аду и в раю.
Всем отмщеньям и всем лихолетьям,
Перепутанным в мире путям,
Этим смертникам, смертницам этим,
Черным платьям и темным смертям.
Всем, случайно ступившим на мину
И вдохнувшим нечаянно газ,
И Каверину Вениамину,
В средней школе пленявшему нас.
Этой жизни, насыщенной газом,
И норд-осту, что в тундре возник
И промчался, как смерч, над Кавказом
И ворвался в мутящийся разум
С этим пеньем и пеплом от книг.
Виталий
Действующие лица:
В и т а л и й, молодой журналист, около 30 лет, не красавец.
О н а.
Возраст актеров значения не имеет.
В пьесе использован дневник советского писателя В. С. Василевского (1908 — 1991) за 1935 — 1941 гг.
В и т а л и й сидит в кресле, дремлет. О н а читает тетрадь в красной обложке.
В и т а л и й (бормочет). Мне часто очень плохо жить.
О н а (с выражением) . “Накануне отъезда на Урал…”
В и т а л и й (очнувшись) . Здесь, в Москве, первого декабря тысяча девятьсот тридцать пятого года накануне отъезда на Урал я начинаю новую тетрадь дневника. Вот я еду, и три ближайших месяца заняты книгой о меди. Видимо, так нужно. В Москве запретили мой очерк — обидно. Писать по линейке? Это еще хуже. Жаль, если очерк пропадет. Это совсем не плохой очерк. Я привыкаю, что я настоящий писатель, хотя я все еще не знаю, писатель ли я.
О н а (читает, чем дальше, тем реже заглядывая к красную тетрадь). Муся вышла замуж. У нее будет ребенок. Я люблю ее и рад за нее. Она говорит, что если бы я был года на два старше, она полюбила бы меня.
Я люблю бывать в ее маленькой комнатке, где книги, стихи, работа. И вот сегодня я говорю ей обо мне и о чужой жене, и она просит меня не ломать чужую семью.
В и т а л и й. Шестого декабря я в Свердловске. Два дня пути в купе международного вагона. Дорога… это уже описано в рассказе “Концерт”. В Свердловске снег, мороз. Это мой Урал, и я совсем не собираюсь его ругать, хотя жить на Урале холодно и неуютно. На десятом этаже квартира Колегаева. Колегаев в очках, говорит о меди умно и твердо. Слова о вымышленном герое свидетельствуют о его культуре. Он эсер, первый комиссар земледелия в советском правительстве. Сын народовольца. Его описал Пильняк в “Голом годе”: кожаная куртка и прочее. Розовые дымы Красноуральска, сосны, мы едем на Ново-Левинский рудник. Спуск в шахту по узеньким и крутым лесенкам. Пожарный горизонт, где работают голые забойщики. Дом Макарова, его стихи. Коньяк. Вечером вагон Колегаева выглядит как штаб фронта. (Пауза.) “Фиеста” Хэмингуэя — печальная тоскливая книга огромного мастерства. Простота, выверенность композиции, точность диалога. О чем эта книга? О тоске.
О н а. И Катя. Вечер танцев в Доме культуры, Яшка, мелкий холуй и сводня. И беленькая девочка Катя. Дочь ее с ненавистью глядит на меня и целует маму. Девочки Зоя, Тая, Поля. Патефон. И опять вечеринка. Трепещущее тело Кати. Утром дочь: “Мама, ты обманула меня”. И еще три ночи. И я уезжаю. Слезы. Катенька Соллогуб, из Уфы, уфимская девочка, жила с трех лет у бабушки, муж убежал. Катенька Соллогуб, когда ты лежала на кровати и плакала и дочь сказала тебе — мама, не плачь, я сама завтра вымою пол — и ты плакала, но о чем, не обо мне же? О красноуральской скуке, о горькой своей жизни, об одиночестве. Я обещал приехать еще. Зачем я обещал это?
В и т а л и й. Она смеялась и плакала и обнимала меня. Мне нужно жить… Мне нужно жить так — ездить и писать.
О н а. А нужно ли мне жениться? Но почему же я думаю и сегодня о ней — о беленькой девочке, похожей на мальчика.
В и т а л и й. Триумфальная площадь названа именем Маяковского.
И здесь нужны были слова Сталина, чтобы понять поэта.
О н а. Жить с женою жизнь — разве это плохо?
В и т а л и й. Мои планы на тридцать пятый год не выполнены. Поэтому я боюсь верстать план на тридцать шестой. Будет ли книга? Повесть лежит четыре года. А пьеса? А рассказы? И напечатает ли мои рассказы “Звезда”? Еще одно какое-то незначительное, может быть, усилье — и я победитель. Но вот нет пока ощущения подлинного писательского... положения.
О н а. По-ло-же-ни-я.
В и т а л и й. Алексей Максимович прислал письмо, что рассказ мой хороший, что радостно, что молодежь пишет экономно и грамотно. Обещает добиться напечатания рассказа. Буду рад, если так. А похвала Горького? Конечно приятно.