Новый Мир ( № 12 2010)

Как с осенью последнее свиданье.

Позволю себе не согласиться с уважаемым мною ученым. «Могучий дух» в стихах — тоже дышал, дух дышит, где хочет.

Но я боюсь за строчки эти,

За каждый выдох или стих.

Само текущее столетье

На вес оценивает их.

А мне судьба всегда грозила,

Что дом построен на песке,

Где все, что нажито и мило,

Уже висит на волоске,

И впору сбыться тайной боли,

Сердцебиениям и снам —

Но никогда Господней воли

Размаха не измерить нам.

И только свет Его заката

Предгрозового вдалеке —

И сладко так, и страшновато

Забыться сном в Его руке.

Мне не хотелось в этих беглых заметках касаться разнообразной мифологии, связанной с «Московским временем» и личностью Александра Сопровского. Но, пользуясь случаем, выражу свое сожаление трескучим усилиям литературоведа из Адыгеи, однажды поставившего себе целью изучить «феномен одной литературной группы», соотнести бытование тогдашнего дружества нескольких поэтов с советской и несоветской поэзией, а заодно и всласть почитать «в сердцах». И поделиться симпатиями. Конечно, это его личное дело — любить стихи одного и не любить — другого; восхищаться реконструированной в своем сознании личностью А. С. и выносить вроде бы простодушные оценки литературным способностям его многолетних товарищей. Однако сегодня личные дела у нас более чем тиражны, и если ты стоишь на юру (хотя бы и в блогосфере), — то стоит оснастить себя некоторой ответственностью и последить как за лексикой, так и за строем мысли.

И тогда мне не придется изумляться тому, как ловко, скажем, цитата из того или иного эссе Сергея Гандлевского «натягивается» нашим исследователем на собственное свежеизобретенное умозаключение о Сопровском. Словом, может быть, стоит иногда задумываться над тем, что Мандельштамово «не сравнивай: живущий несравним» — это не просто оборот речи, но и некоторым образом — завет, могущий пригодиться?

И раз уж прозвучало знаковое для поэтов, входивших когда-то в названное содружество, имя, я вспомню и о другой причудливой мифологии. В архиве Сопровского сохранился отзыв-рецензия на рукописный сборник его стихо­­­творений (39 страниц), переданный поэтом в издательство «Молодая гвардия». На официальном бланке — апрель 1988-го. Мог ли представить подписавший сопроводительное письмо С. Рыбас (будущий автор двухтомного труда о Сталине) последующее появление сначала двух книг, а потом и шестисотстраничного тома сочинений Сопровского, многочисленные публикации его памяти, десятки стихотворных посвящений, статьи Коржавина и Померанца, вечера из серии «Незабытые имена» и вообще — всю будущую легендарность ? Навряд ли. Впрочем, сегодня то там, то здесь раздаются голоса, что значимость группы «Московское время» все-таки излишне преувеличена, раздута. Подобному заявлению можно, кажется, только улыбнуться.

Рецензия, подписанная штатным литконсультантом, а ныне действующим литератором-критиком (имя его называть я не стану), сводится главным образом к тому, что «начинающий поэт» при всей «виртуозности владения словом», «требовательности к тексту» и «изощренной образности», увы , «достигает больших успехов, ”эксплуатируя” ту, глубоко разработанную художественную мифологию взаимоотношений „я” и мира, поэтики, просодии, которая связана, прежде всего, с именем О.Э.Мандельштама (но не исчерпывается только его творчеством)». И это, замечу в сторону, об авторе едва ли не самого пронзительного четырехчастного стихотворения о великом поэте, привезенного в 1974году Сопровским из Владивостока, где он был в экспедиции [3] .

И далее с помощью уверенного построчного анализа затверживается «вторичность» автора рукописи, укоризненно поминается «выспренний стиль» и тому подобное. Тем не менеелитконсультант «не ставит под сомнение возможность опубликования стихов» «молодого талантливого поэта», он лишь заботится о его «дальнейшем творческом пути»…

Александр Сопровский погибнет через два года после отзыва молодо­гвардейского литконсультанта. К сегодняшнему дню о нем и его творчестве опубликованы несколько блестящих и убедительных статей С. Гандлевского, Б.Кенжеева, В. Санчука; его образ появляется в стихах многих его друзей— в том числе Е.Игнатовой, C.Кековой, В.Дмитриева, Ю.Кублановского. Строчку из недавнего стихотворения Алексея Цветкова, посвященного его памяти («дорога в наледях на брно две зимних смерти…»), я поставил эпиграфом к этим заметкам, думая, правда, о себе, грешном, — то есть о его, Александра Сопровского, незнакомом читателе… Но у меня нет ощущения, что мы не встречались. Все эти годы я веду с ним свой собственный («младший со старшим») непрекращающийся разговор — о стихах, о России, о Пушкине, о западничестве и почвенничестве, о вере и сомнении. И верьте, ни грамма выспренности тут нет, все это я излагаю с немалой грустью. Именно у него мне хочется сегодня учиться, занимаясь словесностью в каком бы то ни было жанре, — пониманию такого старомодного, исчезающего из словаря слова, как честь .

А еще я считаю важным напомнить себе и будущему возможному пытливому исследователю, что образ и личность Александра Сопровского присутствует не только в хорошо известной повести «Трепанация черепа». Сопровский оказался главным героем и не такого известного сочинения — повести Татьяны Полетаевой «Значенье сна (комментарий к жизни неизвестного поэта)».

У меня есть все основания полагать (пусть даже это мое личное дело) [4] , что «время Александра Сопровского» еще не настало. Он, думаю, обогнал его — и как поэт, и как мыслитель, и как гражданин. И продолжает обгонять, оста­ваясь тем, кем и был, — выдающимся писателем, наследовавшим Пушкину и Мандельштаму, свободным и чрезвычайно дисциплинированным в своей свободе человеком. Впрочем, его товарищи по «тогдашнему огню» [5] написали об этих качествах точнее и интереснее. Достаточно прочитать вступление БахытаКенжеева к этой многостраничной книге или предисловие Сергея Гандлевского к публикации писем Сопровского — там же.

…Господи, знал бы Сопровский, написавший в раннеперестроечные времена и не опубликовавший при жизни статью «Privacy и соборность», какие манифесты будут сегодня на устах у почтенной публики! Кстати, насколько я знаю, он был брезглив. Но это уже другая тема.

В эти самые дни, когда я не расставался с его книгой, в дни, приближающиеся к двадцатилетней дате той ужасной ночи, когда его сбила автомашина, неожиданно отыскался в моем архиве маленький газетный лоскут, о котором я позабыл. Неловко, конечно, в который раз говорить о себе, но слова из строчки уже не выкинешь. Оказывается, в те зимние дни я напечатал в «Независимой газете», где работал со дня ее основания в течение, кажется, трех лет, — поминальную заметку о Сопровском. О его смерти я узнал из новостной передачи иностранного радио («Свобода» или «Голос Америки», уже не припомню), у меня оказался — дали почитать — первый сборник БахытаКенжеева, изданный в Штатах, — «Избранная лирика» (1984). Я взял его в руки и сел за пишмашинку. Вечером заметку поставили на полосу, в колонку новостей. Воспроизведу, смущаясь, этот небольшой текст, ничего задним числом не подправляя.

« Гибель поэта из группы „Московское время” . Печальная новость: в возрасте 37 лет под колесами автомобиля погиб талантливый поэт Александр Сопровский. Как и недавно умерший Александр Величанский, он не успел увидеть свои стихи опубликованными „по-человечески”. За время так называемой гласности его слово прозвучало лишь в двух-трех подборках, сделанных друзьями… Остальное — в зарубежных сборниках и листках самиздата. „Славно пьется за светлое братство, / За бессмертие добрых друзей — / Дай-то Бог перед ним оправдаться / Незатейливой жизнью своей…” Так почти двадцать лет назад написал БахытКенжеев в стихотворении, посвященном Сопровскому».

Среди стихотворений в этой объемистой книге есть совсем небольшой отрывок, сохранившийся, кстати говоря, и в редкой аудиозаписи. Эти стихи были написаны осенью (самое сопровское время!) 1982 года.

На краю лефортовского провала

И вблизи таможен моей отчизны

Я ни в чем не раскаиваюсь нимало,

Повторил бы пройденное, случись мне, —

Лишь бы речка времени намывала

Золотой песок бестолковой жизни.

Только что теперь и кому теперь — этот лефортовский провал и эти таможни?

А «золотой песок» — вот он. «Признание в любви».

Павел Крючков