Новый Мир ( № 12 2010)

К этим очередям мы не привыкли, как петроградцы 17-го — к хлебным.Вот и нервозность. Не кончилось бы плохо. А мэр Попов невозмутимо читает лекции по TV: при капитализме табак был бы. Это я сам знаю, но мы-то не при капитализме… Один такой нос, как искра, другой — и пошло-поехало. Ведь так с табаком ещё не бывало никогда.

Накануне (Ср. 18) у новой «Арбатской», где продают «Тайны кремлёвского двора», газеты новых партий, о Гдляне, Раисе Горбачевой и т. д. — цыганка в открытую разложила «Пегас» и торгует: пачка — 2 рубля (вместо полтинника), 2 пачки — 3 рубля. Вокруг все тихо возмущаются, милиции — никакой (а ловили по указу 86-го цветочниц и редисочниц!). Один парень — не возмущается, подходит — хвать пачку, и пошёл. Она ему вслед — все ругательства, и туфта: «Тут наши пацаны стоят!» (какие уж там пацаны), и под занавес — проклятие: «Тебе это уже дороже обошлось!»

22. Вс. В пять с чем-то утра — солнечное затмение (82%). Проспал. Полным оно было вдоль Полярного круга. И был трус, глад и мор великий.

Принесли «Известия». «Тайный» (по всем прошлым понятиям) доклад Рыжкова на заседании Президентского совета и Совета Федерации. Ну, вот и капитализм? Всё-таки Ельцин их невероятно подтолкнул. В декабре вполне андроповская программа, в мае — «рынок» как повышение цен, но в радикальнейшей словесной упаковке, и едва удержалось правительство. И вот, от того же правительства! Через год — чуть ли не вся торговля с бытобслуживанием — в частные руки. Предприятия, промышленность — на акционерную форму, причём контрольный пакет государству — лишь на «переходный период». Ликвидация части министерств (хотя это уже не так внятно). Сокращение помощи иностранным государствам (даже).

Делать всё это сможет, конечно, лишь другое правительство. Но слово сказано. В их пошлой терминологии это уже не «а», а почти «бе». Но — без с/х?! [2]

23. Пн. Вышел около двенадцати дня в библиотеку. Дождь проливной, тротуары — водопады. Всё лето дожди (после теплой, второй подряд слишком теплой зимы). А между дождями — тяжелая душная влажность. Полынь, репьи, чертополох — в рост в этом году. И необыкновенно много ядовито-оранжевых трутней на стволах, это в парках.

Субботний «Огонёк» (№ 30). Последний анекдот о Василии Ивановиче. Оказывается, психическую атаку на Чапаева вела дивизия из ижевских рабочих.

Омерзительное интервью с американкой русского происхождения, она психолог (стрессы и т. д.). Говорит, мы все homosoveticus’ы, потому что долго спим по утрам и слишком спокойно стоим в очередях. А журналистка ей: «Ах, да, правда, мы такие свиньи, как замечательно, может, вы ещё про нас какую гадость скажете?» — «Ещё? Да, пожалуйста; вы уж не обижайтесь, но…» — и так далее в том же духе. Какой подарок борцам с русофобией! Какое у нас редкое сочетание путаницы в мозгах с отсутствием чувства собственного достоинства! Homosoveticus — реальность. Но те, кто в очереди, — нормальные люди, это просто здоровая реакция на нездоровые обстоятельства. Не там ищут. Слышали звон… Вот рядом — о начальнике огромного производственного объединения «Воткинский завод» (те же ижевцы-воткинцы, что против Чапаева! те же оружейники! Вот вам противоестественный отбор, вот вам мутация!). Делал СС-20. Фанатик своего дела, работа прежде всего, по 14 часов в телефон орать, устиновская школа (Ижевск и был пару лет — Устинов). О Горбачёве сперва — «это второй Ленин» (похвалил). И вот «конверсия». Партия сказала: надо. Поначалу толкал и конверсию, пропагандировал на собраниях. Стиральные машины. Но внутри что-то уже сломалось. Тут ещё поездка в США (был-то засекреченным, «невыездным»). Супермаркеты, улыбки, «коммунизм». Дома — митинги, неформалы, угрозы номенклатуре, да ещё примешалась вражда какого-то типа из горкома. А ещё и тяжкая болезнь. Застрелился.

А те инженеры из Чернобыля, что гнали других и сами пёрлись чуть не внутрь горящего реактора, бодро повторяя, что это не реактор горит, не может быть, давай, давай! И потом, полуобугленные, кто выжил, ещё покорно шли в тюрьму — отвечать за чужую политику…

А идеолог Вадим Печенев, писавший речи Андропову, а читать их поспевал уже Черненко? И был Печенев искренне счастлив и горд, что вписал в эту телегу очень важные и полезные полтезиса! И по сей день печатно гордится этим!

Вот эти воспитанные на Гайдаре мальчиши, хранящие военные тайны, эти циники, почитающие себя идеалистами, эти прекрасные мужья и отцы, сгорающие на работе, эти добрые начальники, отправляющие на смерть подчиненных, — вот вам homosoveticus’ы, на здоровье. Те, что в очередях — о, сколько угодно уродов: но дайте им выбор — и они станут разными, и ещё посмотрим, что из кого получится. Судить можно тех, у кого выбор есть.

По TV — четыре прогрессивных члена нового Политбюро: Дзасохов, Ивашко, Купцов, Семёнова. О, какие прогрессивные! Дзасохов (секретарь по идеологии, сусловская должность!) — одни сплошные «права человека», ну прямо никаких обязанностей. Ихняя баба Семёнова — готова восхищаться Чорновiлом и всеми, всеми, кто «тогда пострадал за правду» — лишь бы эти «пострадавшие» не озлобились, и — диалог, диалог. Какое милое Политбюро.

24. Вт. Редкостно свежее после шедшего всю ночь дождя утро. Потом опять теплее, зной и тяжелая влажность.

«Зарядье». Черт меня догадал глядеть смелый фильм Говорухина «Так жить нельзя». Ума и уместности — как в том психологическом интервью. И ведь дали человеку снять всё, ну всё, что хотел, — и про Нюрнбергский процесс над КПСС, и Ленину долбят долотом по голове — ну что угодно. И такую пошлятину, да ещё с евтушенковским эксгибиционизмом изготовить... Еле высидел.

Тоже веянье. Это первый фильм подобного содержания, который мог стать плохим. До сих пор такой фильм, если и не был бы творческим шедевром, вытянут был бы накалом страсти и сознанием риска (иначе такой фильм никто не взялся бы снимать). С этого дня стало возможно делать такие вещи спокойно, без риска, в том числе плохо. Другое время.

Перестройка Горбачёва: 1985 — 1990.

Да, в том же (№ 30) «Огоньке» жалобы Гребенщикова. Господи, оказывается, и с роком не всё ладно. Кому живётся весело, вольготно на Руси? У него выходит что-то вроде «рок умер», рок возвращается в подвал. Они задирали ментов да дружинников, они пытались прокричать что-то эдакое. А пришла вся эта гласность, и оказалось, что они никому не нужны, что нужны не они, а другие. Оказывается, внутри рока тоже есть какие-то свои пошляки, и вот они-то пользуются спросом сегодня. Этот Гребенщиков — человек диковатый, судя по интервью, «девственный», как у Булгакова. И вот из его уст звучит то, что обычно слышишь от несчастных наших, никому не нужных поэтов.

А говорит-то мастер жанра, от которого 24 часа в сутки стонет телеэкран, которым захлебываются дворцы спорта и ДК. А вот ведь как. Говорит, «она» (советская власть) может разрешить любую форму (да, да), но никогда не разрешит талант (только сегодня догадался?!).

Да «они» и талант могут разрешить, таланту могут уступить; «они» всегда уступают силе, а талант — сила. А вот живую душу…

В Магадане по окнам обкома стрелял из охотничьего ружья прораб СМУ Скороходов («Советская Россия», 17 июля). Объяснил, что недоволен результатами XXVIII съезда КПСС.

О. Лацис и П. Бунич считают, что съезд завершился победой прогрессивных сил («Известия» — «ЛГ»). Действительно, их выбрали в ЦК.

Самый справедливый заголовок в буржуазной газете «Коммерсант» (орган кооператоров). Слава Богу, есть у нас буржуазная газета. Что-то вроде «Съезд закончен, и всё». Точнее не скажешь.

Рассадин в «Огоньке» написал, что без Эйдельмана (и Астафьева?) нет русской культуры. А в «ЛГ» Адамович — что Карякин в русской культуре располагается где-то между Достоевским и Солженицыным, потому что Карякин писал о Достоевском, а Солженицын — о Карякине.

Я бы сюда добавил ещё Фролова: Солженицын в «Телёнке» написал о нем примерно столько же, сколько о Карякине. Кажется, это тот самый Фролов, редактор «Правды», который теперь стал членом Политбюро.

Вот и российская культура в полном составе: Достоевский, Астафьев, Эйдель­ман, Рассадин, Адамович, Карякин, Фролов и Солженицын. Чем не культура?

В Йоркшире — конгресс советологов. Впервые — советские участники. Милый Лотман об искусстве, о поэзии как сфере непредсказуемого. Академик Бого­молов сказал, что, вот, вы были нашими идеологическими врагами, а теперь вы наши идеологические друзья. А ленинградский историк Евгений Анисимов побежал к