Новый Мир ( № 2 2013)

“Поэзия учит добиваться хотя бы временного перемирия в войне”. Вера Павлова — об акустических помехах, избитых словах и спасенных браках. Беседу вела Лиза Новикова. — “Известия”, 2012, на сайте газеты — 28 ноября.

Говорит Вера Павлова: “Поэзия учит разговаривать с самим собой — сегодняшним, вчерашним, завтрашним. Она учит ориентироваться в своем внутреннем мире, добиваться хотя бы временного перемирия во внутренней войне”.

“Pro & contra” о. Владимира Вигилянского. Беседу вела Алиса Орлова. — “Православие и мир”, 2012, 14 ноября < http://www.pravmir.ru >.

Говорит Владимир Вигилянский: “Да, я сам либерал, к сожалению. Поэтому я и выступаю против либерализма, вслед Тютчеву, вслед Вяземскому, вслед очень многим умным людям. В том числе, например, Герцену и Печерину, которые ненавидели Россию, уехали, эмигрировали, но в конце жизни изменили свои взгляды. Либерализм очень разный. Он бывает разным, и в разные эпохи. Как когда-то говорил Константин Леонтьев, во времена обскурантизма нужно быть либералом, а во времена либерализма — консерватором. Разные эпохи выдвигают разных людей. Я говорю о либерализме с сердечной болью. Я сам — либерал, сам из интеллигентской среды, поэтому всякие едкие слова относительно либералов и интеллигенции имею право высказывать”.

Леонид Радзиховский. Прощание. — “Российская газета” (Федеральный выпуск), 2012, № 273, 27 ноября.

“И еще об одном нельзя не вспомнить в связи со смертью Б. Стругацкого. Ступени прогресса — ступени инфляции, девальвации. В начале ХХ века писали Чехов, Горький, Блок, Бунин. Еще жив Толстой. В 1920 — 1940-х — Булгаков, Ильф и Петров, Ахматова, Пастернак, Платонов, Шолохов, Мандельштам. В 1960 — 1970-х — Бродский, Стругацкие, Трифонов, Вознесенский, Распутин, Солженицын. Теперь заполните графу „1990 — 2000-е” на свой вкус и оцените размер новой ступени. Прогресс. Или „нуль-переход”? Или „пикник на обочине” Великой умершей Советской культуры?”

“Русский путь” по Максиму Кантору. Беседу вел Владимир Снегирев (Берлин). — “Российская газета — Неделя”, 2012, 29 ноября.

Говорит Максим Кантор: “Я состоялся как художник при капитализме. Стал обеспеченным человеком. Меня признал Запад. У меня все классовые причины поддерживать капитализм. Только нравственное чувство мешает”. “Я всю жизнь хотел быть мальчишем-кибальчишем. А потом попал к буржуинам. И они говорят: вот возьми банку варенья и корзину печенья. И я, каюсь, сначала взял. А потом отдал, потому что мне стыдно стало это жрать. И тогда меня стали укорять: „Ты что, за социализм? Какой позор! Все лучшие люди сейчас за олигархию. Мы сейчас эту лавочку развалим до конца, нам мешает только проклятая вертикаль власти. Давайте ее сломаем — и растащим уж до конца по корпорациям остатки страны””. “И это происходит в условиях, когда в мире собираются все те же предвоенные тучи, что и в 1913 году. Сто лет прошло — а ума не набрали! Мы вернулись в 1913 год прошлого столетия с одним лишь отличием — мы не верим в социалистическую доктрину, которая тогда остановила войну”.

Людмила Сараскина. Достоевский в Японии. Стукнуться о “Бесов”. — “Православие и мир”, 2012, 12 ноября.

“В прошлом году в Старой Руссе я делала доклад об этих фоновых персонажах [Достоевского], случайных, внезапных „смертниках”, не отпетых никем. Некому за них молиться, некому их жалеть. И оказалось, что до того, как я этот подсчет произвела, никто никогда не задумывался, сколько смертей в романах Достоевского, в тех же „Братьях Карамазовых”. Мы знаем, что Федора Павловича Карамазова убили, Смердяков повесился, — и все. А там всего — 43 смерти… Русский читатель этих фоновых смертей, как правило, не замечает. А японцы — замечают. Значит, это их какая-то особая заточенность, особая нацеленность на смерть. Они видят всех, кто умирает. И они спрашивают: „Почему так много смертей? Почему так много убийств? Это что, ваша национальная литературная традиция, чтобы умирали почти все персонажи?” В „Бесах” всего 39 персонажей и треть из них — погибает”.

Ольга Седакова. Данте — новое благородство. — “Православие и мир”, 2012, 21 ноября.

Выступление в рамках международной конференции “Запад и Восток: кризис как испытание и как надежда” (Милан — Москва, 2012).

“Новое благородство — это то, о чем стоит задуматься в нашу демократическую эпоху, когда всякий разговор об аристократизме, новом ли, старом, выглядит предосудительным. Мысль Данте довольно проста: привычное понимание благородства (генеалогическое, сословное, финансовое) он называет „ересью” и корнем всех этических заблуждений. Благородство — это совершенство собственной природы (в человеке так же, как в камне или лошади: благородная лошадь — „больше лошадь”, чем плохая)”.

“Я думаю, это серьезнейший вызов нашего времени. Сословный аристократизм, в отличие от времени Данте, — давно не наша проблема. Обличать „еретическое” представление о сословном аристократизме больше не приходится. Наша проблема в том, что общество хочет вообще обойтись без благородства, понятого любым образом. Это как будто противоречит императиву эгалитаризма. Современная „элита” кажется демонстративно неблагородной. Мы видим некий новый гуманизм без гуманитаристики, редукцию того образа человека, который вдохновлял христианскую цивилизацию веками. Человека, природа которого — в постоянном стремлении к росту, к себе новому. Цивилизация всеми способами тормозит и угнетает это желание человека „превзойти себя””.

Тимур Филатов. Клонирование человека и будущее человечества. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2012, № 11 < http://magazines.russ.ru/neva >.

“Своеобразие нашего времени заключается, однако, в том, что наиболее древний проект преодоления смерти — египетский, в отличие от платонистически-христианского, сегодня, как никогда, близок к своему окончательному осуществлению. Речь идет о клонировании человека — последнем продукте генной инженерии, потенциально позволяющем вечно сохранять телесные оболочки умерших живых существ путем их многократного воспроизведения. Тем самым египетское зерно, похоже, наконец-то проросло, спустя многие тысячелетия и в рамках проекта преодоления смерти другой озабоченной бессмертием цивилизации. Пройдет весьма непродолжительное время, и мир наполнится многочисленными телесными копиями ранее умерших людей”.

“Примечательно, однако, что генно-инженерное воплощение федоровского проекта оказывается противоестественным не только религиозно, но и биологически. С точки зрения элементарной биологии клонирование представляет собой вегетативную форму размножения по типу почкования, характерную для простейших одноклеточных организмов (например, для потенциально бессмертных амеб)”.

“Клонирование и искусственный интеллект — это начало конца человечества. Конец человечества имеется в виду в стиле Ницше: человек — это то, что следует превозмочь, и Шардена — „точка омега” — мультителесное существо — Космический Христос, подключенное к божественной среде, более не есть человечество. Это конец не в смысле апокалипсиса, а в диалектическом смысле перехода на более высокую ступень существования. Это как стояние на краю обрыва, где открываются перспективы страшные и манящие”.

Константин Фрумкин. К философии сознания. Ценностная функциональность сознания. — “Топос”, 2012, 20 ноября < http://www.topos.ru >.

“Человек, который осознает, что его существование связано только с сознанием, а жизнь погруженного в кому тела, жизнь „овоща” не имеет никакой цены, вполне может пойти на радикальные решения, связанные с выделением нетождественных телу субстратов сознания в качестве особых предметов заботы. Большой „репертуар” таких решений дает научная фантастика и современные технофутуристические мечтания. Например, ставится вопрос о пересадке мозга. О „перезаписи” человеческой личности на компьютерный носитель. Неизвестно, могут ли эти фантастические средства действительно помочь, но дело не в этом, а в том, что подобные мечтания и подобные решения доступны только существу, различающему свое тело и сознание, и не придающему никакой особой ценности телу, лишенному сознания”.

См. также статью Константина Фрумкина “Что будет после капитализма?” в настоящем номере “Нового мира”.

Чтение в непогоду. Юрий Кублановский: Я жил с чувством, что предаю своим молчанием предков. Беседу вела Елена Новоселова. — “Российская газета” (Федеральный выпуск), 2012, № 266, 19 ноября.

Говорит Юрий Кублановский: “Еще 170 лет назад Евгений Баратынский чувствовал себя „последним поэтом” и тем не менее уповал, что найдет „в потомстве” читателя. Сейчас у меня нет даже такой уверенности. Есть ли у поэзии будущее? Во всяком случае, моя лирика может существовать только в книге — ей необходимы типографский шрифт и бумажная страница”.