Новый Мир (№ 3 2011)

Покрытые ягелем , как инеем, вечно болеющие лиственницы (диковинно красивые своей белесостью), сахалинские пожары, ползущие туманы, отливы, гниющие полузатопленные баржи, скелеты китов. А еще — сивучи, касатки, трупики горбуш с вырванными глазами (лакомство сахалинских медведей) и бесконечная ламинария — морская водоросль, то гигантская, то изящно-прихотливая, — лежит тут как живая и словно бы дышит.

Все — здесь и все — в книге.

Странно и страшно видеть на фотографии ныне заросшую, но угадываемую тропу от Михайловки на поселок Дуэ (именно по ней каторжные и свободные женщины ходили в Воеводскую и Дуйскую тюрьмы — в дочеховские времена — продавать себя арестантам за медные деньги). Чехов свидетельствовал, что при нем она была еще не заросшей…

А вот писатель рекомендует будущим пейзажистам «богатую красками» Арковскую долину, говоря о которой, «трудно обойтись без устаревшего сравнения с пестрым ковром или калейдоскопом» (Чехов). И Самарин дает фотографию этой долины в наши дни — брошенные серые дома, заросшие огороды, проржавевшие кастрюли на заборных столбиках. И — неожиданно — две ухоженные грядки и синее хозяйственное ведерко: теплится жизнь.

Последняя цитата из книги, которую я приведу, расположена над вечерней фотографией: закат, отлив, вдалеке высятся те самые три скалы и одинокая фигурка по колено в воде: то ли собирают уголь, то ли ловят чилимов (Чехов покупал этих вкусных длиннохвостых раков у одного каторжного в Александровске). И — предотъездные слова, которые не забудешь: «Я стоял один на корме и, глядя назад, прощался с этим мрачным мирком, оберегаемым с моря Тремя Братьями, которые теперь едва обозначались в воздухе и были похожи впотьмах на трех черных монахов».

Рost scriptum. А один раз я в прямом смысле слова прошел насквозь чеховскую цитату. На посте Дуэ — граница: мыс Жонкиер, который «всею своею массой навалился на береговую отмель, и проезд по ней был бы невозможен вовсе, если бы не прорыли туннеля (каторжане строили его в 1880 — 1883 годах, за семь лет до Чехова. — П. К. ). Рыли его, не посоветовавшись с инженером, без затей, и в результате вышло темно, криво и грязно». Чехов ходил по нему неоднократно, прошли и мы: под ногами хлюпала вода, вспоминался известный фильм Тарковского. Вышли наружу — и чудо: солнце, вдали — старинный маяк и возвращенное море. Но это уже из следующей позиции нашей полки.

Ч е х о в с к и й С а х а л и н. Южно-Сахалинск. Издание Агентства по культуре Сахалинской области, 2010, 58 стр.

С а х а л и н с к и й П а р и ж 1881 — 1947. Издание Агентства по культуре Сахалинской области и Архивного агентства Сахалинской области, 2010, 28 стр.

С т а р ы й С а х а л и н (сброшюрованный комплект открыток). Южно-Сахалинск, 2010, 30 стр.

Я соединил эти три издания в «одно» по причине их особой жанровости: буклетно-подарочные, в первом-то приближении дела. Но каждое — своего рода произведение полиграфического и составительского искусства: превосходная печать, обилие архивных материалов, собранных не абы как, но — структурировано, со своим сценарием.

Первая книжечка — универсальна, трехчастева.

«На острове отверженных» — много документальных и сегодняшних фотографий, скрепленных опять же цитатами из «Острова Сахалина». Но здесь уже — от пейзажа к людям, к вольным и тюремным поселениям. Знаменитый снимок заковки в кандалы Софьи Блювштейн («Золотой ручки») работы И. И. Павловского, маяк Жонкиер, каторжники и «психические».

Вот — пост Дуэ и пристань рудника общества «Сахалин». Эта выдающаяся в море, тонущая в молочном тумане пристань, со спинами вагонетчиков, торчащими бревнами выхода и часовенным домиком в окончании — на форзаце юбилейного издания «Острова Сахалин». Рядом — для контраста — ее сегодняшние, белые, как кости диковинного животного, останки. Здесь — и тоннель сквозь мыс Жонкиер, о котором сказано выше.

Вторая часть — «На Южном Сахалине» — это Корсаковский округ, где Чехов провел немало времени, общаясь с сахалинскими и японскими чиновниками, продолжал перепись, посещал тюрьмы. Тут сделана и редкая островная фотография, на которой изображен он сам: на пикнике в Корсаковском посту Кузе. В тот день и японцы и наши получали ордена Анны и Станислава третьей степени. А заснял пикник инспектор сельского хозяйства, потомственный дворянин Алексей Александрович фон Фрикен, трудолюбивейший инспектор сельского хозяйства на Сахалине, проработавший там 16 лет — до 1905 года — и удалившийся в Новгородскую губернию, где и почил в 1924 году в имении Нокшино (это я снова в комментарий М. С. Высокова заглянул). Чехов, кстати, отлично знал труд Фрикена «Отчет о состоянии сельского хозяйства на острове Сахалине в 1889 году» и пользовался им.

И третья часть альбомной книжки — «Память о Чехове на Сахалине», где бюсты, памятники, доски, музеи и — легендарный учитель литературы Илья Георгиевич Мироманов, создатель народного городского музея в Александровске-Сахалинском [14] .

Следующая книжка-брошюра — именно про это самое историческое место (долго бывшее внушительным административным центром) — повествование начинается с июля 1787 года (когда здесь появились Лаперузовы фрегаты «Буссоль» и «Астролябия») и длится до апреля 1947-го, когда центром острова стал Южно-Сахалинск.

«Сахалинским Парижем» Александровск назвал сами понимаете кто [15] .

Поразительны фотографии времен краткосрочной (1905) и долгосрочной (1920 — 1925) оккупации Северного Сахалина японцами.

Последняя часть нашего сувенирного триптиха — образец фантазии и концептуализма разом. Цветовая гамма тут близка к сепии. Открыточный альбомчик, раскрыв который, видишь круглое отверстие, проходящее сквозь все тридцать плотных листов (легко отрывающихся в случае необходимости по специальной перфоративной линии). Под отверстием — колонтитульно — изображение, как я понимаю, уничтоженной коммунистами часовни, построенной в Александровске «в честь счастливого избавления от гибели цесаревича Николая Александровича» [16] . (Это, видимо, когда во время путешествия на Восток весной 1891 года, по дороге из Кобэ в Киото, будущий император Николай II получил удар по голове самурайским мечом от фанатика-полицейского по имени Цуда Сандзо.)

…И вот в это самое отверстие, в этот миниатюрный колодец вложен какой-то странный предмет, похожий на кусочек смолы, оказавшийся… редчайшим сахалинским янтарем, «сахалинитом». По своим качествам, как пишут на сайте Дальневосточного геологического института ДВО РАН <http://www.fegi.ru>, он не уступает «желтому», прибалтийскому. «Он имеет цвет густого чая с вишневым оттенком. Вымывается из угленосных толщ» [17] . Все так.

Из тридцати сахалинских фотографий «чеховского периода», помещенных здесь, больше половины сделаны Иннокентием Игнатьевичем Павловским, заведовавшим в Дуэ телеграфной станцией. В чеховской переписи (раздел Александровский округ, подраздел Селение Дуэ) есть карточка, перечеркнутая синим карандашом: «2. Телеграф. 3. Св[ободного] состояния. 4. Иннокентий Игнатьев Павловский. 5. 35 (?). 6. Правосл[авного]. 9. Телеграфист. 10. Грамотен. 11. На Сахалине » (РГАЛИ, № 188) [18] . Чехов цитировал в «Острове…» его «Путевой дневник». Известно, что в качестве большой части иллюстраций к книжному изданию писатель предполагал использовать фотографии Павловского. Человек он — этот телеграфный служака — был разный .