Новый Мир (№ 4 2007)

От матери я в двенадцать лет ушла к бабушке по отцу и жила на Вторчике. Убитый район, хуже Уралмаша в сто раз. Там в семидесятых людей траванули бактериологическим оружием и утаили причину, поэтому врачи противоядия не нашли, и семьдесят пять человек померли ни за грош. Ну да вы это знаете, чего я тут… В общем, бабушка со мной материально не справилась и отдала в интернат, а попросту в детдом. Все подружки мои оттуда, да и друзья, что после долбаной перестройки не на кладбище, — тоже. Там я первый раз влюбилась. Там впервые в ухо получила с криком “сука” и сразу поняла, что любит, иначе б так не орал.

После интерната закончила электротехнический техникум и стала работать лаборантом в Горном институте. Работа непыльная, люди приличные. Там за мной сразу начали увиваться. Андрюха, экспедитор, мне был понятен, тоже маугли типа меня, а Эдик из хорошей семьи, мама в очках, папа при машине, сам непьющий.

Выбрала я Эдика, точнее сказать, выбрала его семью и не прогадала. Хотя Андрюха был родней, но у нас, детдомовских, все как по писаному: либо украл — сел, либо запил — умер. Он и украл у них оборудование какое-то геодезическое, вот на фига козе баян, спрашивается?

Я тем временем уже девочку родила, семью построила и кухонный гарнитур купила. Квартиру соорудили из отцовской комнаты и бабушкиной хрущевки, потому что они друг за другом померли. Вначале папаша, а вслед и бабушка сошла на нет, точно нитка перетерлась, что ее держала.

Потом начались перемены в обществе, Эдик из института ушел в палаточники и “девятку” купил. Торговые палатки у вокзала, деньги рекой, и тут я своего интеллигентного мальчика перестала узнавать. Спрашиваю: “Ты куда на ночь глядя?” — а он в ответ: “Не твое дело”.

Ладно, думаю, в конце концов, я после родов семь лет не работаю, а с дочкой Ленкой живем припеваючи. Фрукты с рынка, помидоры и огурцы со свекровьего огорода, от дубленок и кожаных курток шкафы ломятся. Выступать причин нет.

Но вдруг появилась эта Марина. Верней, она и раньше была, просто до этого на моего мужа не вешалась. А тут висит и висит, только что уши ему не облизывает. На всех пьянках несусветно обжимаются. Я ее мужу, Прокоповичу, указываю на это дело, но тот только за сердце хватается. Сердечник, блин, попался, ему вообще не до жены, в живых бы остаться. Леха Котов, моей подружки Оксаны муж, главный палаточник, когда я в подъезд покурить вышла, в стену меня вдавил, юбку задрал, спину известкой вымазал, а когда получил в причинное место, рявкнул: “Хватит, сука, брыкаться, ты теперь ничья, не поняла еще?”

Все уже знали, что я на краю развода стою… Но они меня не спросили!

К этой Марине я зашла утром, когда она дочку в детсад собирала. Показала садовый секатор и предупредила, что еще раз увижу обжиманки и танцы с Эдиком, я ей хвост под корень подрежу. У ней такой хвост на голове был, как у белки.

Та давай пугаться, девочку загораживать, непонятно, в общем. Ультиматум я ей поставила, а бить конкретно, тем более при ребенке, не собиралась. Не трогай чужого — и тебя не тронут. Ведь сто лет знакомы, и никаких романов, никому был не нужен, я сама своего мужа сделала, и только начали жить по-человечески — Марина явилась. Понятно же, что это за любовь. Потому вся любовь после секатора сошла, как прыщ. Но мужа от этого дома больше не стало, а стало даже меньше. Ленка, дочка, то у подружки, то в лагере, то у свекрови, а я сижу и не знаю, вернется супруг к ночи или снова пренебрежет. И чем, думаю, не угодила? В доме порядок, ужин на столе, рубахи отутюжены, а в ответ — шипенье.

Стала я ходить в бар “Весна”. Возьму пятьдесят грамм мартини — больше мне нельзя — и тяну весь вечер в полном одиночестве. Клиентура в баре постоянная, крутой мужской состав в цепях и на джипах. То один подсядет, то другой, но я тоже девушка не бедная, с челкой и в норке, сижу спокойно и за братьями Абрамовыми наблюдаю. Оба синеглазые, но Алексей такой добрый раздолбай, только бритый, а Сашка с перстнем, шрам на подбородке, уши треугольные, худой и злой, как дьявол. Он ко мне шестерку отправил, вопросы задавать.

— Девушка из модельного агентства?

— Из детдома, — отвечаю.

— В такой бирюзе? С такими ножками?

— А я, — говорю небрежно, — Золушка.

Так я месяц с шестеркой беседовала, зная, что каждое слово передадут куда следует. Подвезти домой шестерке отказала и дождалась, когда один из Абрамовых полбара позвал на свой день рождения и меня невзначай прихватил. Я тоже невзначай на его диване заснула. Мужчина оказался не слабый, а счастливое утро началось с телефонных звонков.

“Это кто? Таня? Оля? Девушка, я честно не помню… Это кто? Катя? Нет? А кто? Ну хватит мне голову морочить, я занят. Да, другой. Другой бабой занят. Не устраивает? Прощай, беби… Костик, ты? В чем проблема? А… Ладно, еду… Заметано”.

“Слушай, — говорит мне, — ты быстро сваргань завтрак, я через полчаса вернусь, дальше будем праздновать”.

И запирает меня снаружи. Я спокойно сплю, он возвращается часа через три, оглядывается так недовольно, надувшись, готовит завтрак на одного, сам все съедает и заявляет: “Больше никого не задерживаю”.

Вывел под руку, дверь замкнул и уехал на джипе.

Через неделю прихожу я в бар “Весна” — меня никто не замечает, я невидимка. Отыскала шестерку и разрешила себя до дома довезти. Только он мне подал шубу, как нарисовался Абрамов-старший:

— Пойди сюда, Митя. Не надо тебе с этой девочкой связываться. Ты мальчик хороший, а она сука.

— Надо же, — отвечаю, — Саша, а я и не знала, что так тебе нравлюсь!

Абрамов развернулся и ушел, а шестерка развел руками:

— Извини, Вика, что-то хозяин не в духе.

— Хозяин чего? — спрашиваю.

— Всего, — рукой обводит зал. — А ты что, не знала, кому хамишь?

Да хоть бы и знала. Роман с баром на этом закончился, Эдик так и не появился, и я стала коротать вечера у соседки.

С этой соседкой мы год назад в автобусе познакомились, когда еще Марина была актуальна. У нее какой-то баул в руке, волосы немытые, глаза усталые, как от долгого горя.

— Ставьте, — предлагаю, — сумку мне на колени.

Поставила, спасибнула. Вышли из автобуса на одной остановке и зашагали в ногу.

— Мы, — спрашиваю, — кажется, в одном доме живем?

Та ожила, улыбается:

— В одном подъезде. А телефона у вас случайно нет?

— Случайно есть.

Зашли ко мне, она позвонила куда-то, я ей:

— А вы не курите?