Новый Мир ( № 6 2010)

Конечно, свою роль сыграл и мираж коммунизма, зовущий «на полусчастье не останавливаться» (Леонид Леонов), но идти до конца, к каковым призывам население хотя бы вполуха, да прислушивалось.

Под комбинированным воздействием страха и человеколюбивых начал выросло два-три поколения, за которыми нельзя не признать некоторых существенных достоинств. И определенных достижений в самых различных областях деятельности. Но магия, назовем ее так, к которой прибег хозяин Кремля (или, правильнее будет сказать, которая сама далась ему в руки), по сути своей была кратковременного, если мерить ее историческими мерками, действия.

Д. С. Мережковский писал, что XX век — это век борьбы глубоких с плоскими, преимущественной ареной которой стала Россия. Как личность Иван IV, нельзя ему в этом отказать, был глубок, а Сталин явился царем плоских и сам был плоским. Плющильный молот расплющивал людей, равно перекрыв им доступ к тому, что выше, и к тому, что ниже. Особенно строго ограждена была от взоров «верхняя бездна» [19] . С другой стороны, фактически запрещен был, как это называется у некоторых африканских племен, «разговор со своей змеей», иначе говоря — с собственным подсознательным; на все низкое, что змеилось из душевного подполья, наступил закон. Что было бы правильным, если бы правильным был закон. Но даже правильный закон не способен в одиночку совладать с низменными инстинктами, древними, как само человечество.

А ведь человек, зажатый меж «двумя безднами», не может оставаться оторванным от них сколько-нибудь длительное время. Без выяснения отношений с ними не будет в его душе сколько-нибудь устойчивого порядка.

Отложенная жатва

Апологеты равно Ивана IV и Сталина обычно избегают говорить о последствиях, какие имело правление того и другого. Виппер, правда, пишет, что к концу царствования Ивана «военное устройство» претерпело «полный распад», но в контексте это можно понять так, что распад произошел не потому, что царь взял неверный курс, а потому, что проводил его недостаточно энергично. Именно так понял дело Сталин, говоривший (в частности, в беседе с С. М. Эйзен­штейном), что ошибка Грозного в том, что он уничтожил только половину бояр, вместо того чтобы уничтожить все боярство целиком.

Но если бы Иван уничтожил все боярство, он едва ли не добил бы собственный народ. И так от него осталось много меньше того, что было раньше. Фильм Лунгина заканчивается выразительным кадром: сидя на троне, царь вопрошает окружающее его пустое пространство: «Где мой народ?» Действительно, народу резко убыло физически, а тот, что остался, в большой мере отложился от него психологически, утратив доверие к царю как к сакральному институту. Обезлюдели целые деревни, особенно в Центральной Руси и Новгородской земле, а многие из оставшихся в живых прежних их обитателей подавались в леса — разбойничать. Чернь, констатирует современник, приобретала вкус к погромам и убийствам.

Но худшее еще было впереди. «Зубы дракона», посеянные Грозным, дали обильный всход спустя два десятилетия после его смерти. Время жатвы в таких случаях приходит с запозданием. Крупнейший исследователь Смутного времени С. Ф. Платонов писал, что истоки его следует искать в деятельности Ивана IV. Того же мнения держался и В. С. Соловьев: «…Смутное время несомненно было ответом истории на режим Ивана IV, но разразился этот ответ не над виновником, а над детьми Бориса Годунова и множеством других лично не виновных жертв» [20] . Это, впрочем, было ясно и некоторым современникам: так, известный дьяк Иван Тимофеев, автор «Временника», писал, что именно Грозный, «божиими людьми играя», сам «прообразовал розгласие», то есть Смуту [21] .

Празднуя с недавних пор день окончания Смуты (4 ноября), будем по­­мнить о том, кому она обязана своим возникновением. И кто сделал возможным приход на Русь польско-литовских войск.

А ведь изначальные внешнеполитические планы Ивана IV были грандиозными: на востоке и юге — покончить раз и навсегда с угрозой татарских набегов, на западе — восстановить древние границы Киевской Руси с выходом к Балтийскому морю. И в ранний, «светлый» период его царствования эти планы начали осуществляться, притом самым блестящим образом. Было завоевано все Поволжье (наследники Батыя, таким образом, не только лишились возможности продолжить свои набеги, но и сами оказались под московским скипетром), вслед за этим началось безостановочное движение русского племени на восток, в почти безлюдные территории Урала и Сибири (в царствование Грозного — до Оби). В южном направлении успехи были более скромные: засечная полоса для защиты от крымцев передвинулась с Оки на Оскол и Северный Донец.

А вот на западе длительная война со шведами, немцами и поляками окончилась полной неудачей; и восстановление границ Киевской Руси было отложено до будущих времен — Петра I и Екатерины II.

У Сталина не было (и не могло быть) «светлого» периода, зато на его счет была записана победа в войне с Германией; хотя его (сугубо кабинетного стратега, никогда не командовавшего на поле боя даже взводом) вклад в это общее дело был достаточно скромным. С большим основанием можно утверждать, что до определенного момента он вел страну к поражению: в 1941-м и еще в 1942-м только малости не хватало, чтобы СССР был раздавлен Германией (этой «малостью» могло быть вступление Японии в войну с СССР, или своевременная военизация германской промышленности, или что-то еще, о чем здесь не место распространяться). Конечная победа не снимает вопроса о страшном риске, которому подверглась Россия по вине Сталина.

И территориальные приобретения Сталина оказались иллюзорными. На первый взгляд демаркация границы с Польшей по линии Керзона была успехом, ибо позволила вернуть западноукраинские и западнобелорусские земли, отданные большевиками же в 1920 году. Более того, Сталин включил в состав СССР Галицию, которая еще в начале ХХ века (семь столетий спустя после Батыева разорения!) тяготела в сторону России, оставаясь оторванной от нее. Но не в т а к у ю Россию хотела попасть Галиция. А оказавшись в составе СССР, она, как и другие западные земли, стала испытывать тягу в противоположную сторону и в конечном счете оторвала от России Украину, а вслед за нею и Белоруссию. Каковое событие, а вовсе не распад СССР по всем направлениям, действительно стало «геополитической катастрофой».

Орешки, собранные в лукошко, обернулись камушками.

А победу в войне можно объяснить теми же причинами, какими Виппер объяснял успехи Грозного в начальный период Ливонской войны: в те года Московское государство «живет еще старыми запасами сил. <…> Не успел также истратиться и разладиться и тот изумительный человеческий материал, который зовется русским народом, та крепкая, бедная потребностями, долготерпеливая, привязанная к родному краю раса, которая составляла основу и оборону империи» (стр. 105).

Сталин эксплуатировал этот «человеческий материал», покуда было возможно, а вот у его преемников дела пошли все хуже и хуже. Потому что «материал» разлагался на глазах. Борясь с разгулявшейся в революцию вольницей, Сталин «подморозил» Россию, но эффект этой процедуры не мог не быть, по историческим меркам, кратковременным. По мере того как страна подтаивала, в воздухе распространялись ароматы, очень похожие на те, что знакомы нам по 1920-м годам.

Как и в случае с Грозным, время жатвы пришло спустя десятилетия. Хотя на политической «верхотуре» в данный момент все спокойно, состояние нравов позволяет говорить о новом Смутном времени.

Где «черт пересолил», а где «ангел пересахарил»

Но, может быть, по-настоящему время жатвы еще и не пришло и мы находимся только в начале пути, ведущего к нравственной деградации общества. Состояние умов в молодежной среде позволяет, по крайней мере, допустить такую возможность.

Вот два свидетельства, представляющиеся мне в большой степени убедительными. Опытный педагог Нина Иващенко пишет: «...молодое поколение катится к катастрофе глобальной наркотизации, асоциальности, потере всех позитивных ориентиров. <…> Подражатели героям „Бригады” (в школах им уже придумали название „бригадиры”), футбольные фанаты, скины — вот что составляет реальную общественную жизнь подростков. <…> Примеры полностью разрушенных представлений о нормах социальной жизни можно приводить до бесконечности». И далее: «Главная причина наших бед — подорванное базовое доверие к миру у наших детей, причем, в той или иной степени, у всех без исключения » [22] (курсив мой. — Ю. К. ).