Новый Мир ( № 6 2013)

длину 17 км в деревне Бичура в Республике Бурятия. o:p/

o:p /o:p

Книга рекордов Гиннеса o:p/

o:p /o:p

Чьи это в селах самые длинные улицы в мире, o:p/

Чисто помытые — вплоть до ставен резных — чьи деревянные избы? o:p/

Сарафаны у женщин краше царских палат, в кокошниках кички, o:p/

Сами в каменьях янтарных, еще с берегов прибалтийских. o:p/

o:p/

Мужики их не пьют и не курят, но сеют и пашут исправно, o:p/

Кулаки их сжимают пароконные польские плуги, да бурятские плетки, o:p/

Борозды ладят — по тайге да по сопкам — сказочные микулы селяниновичи, o:p/

Бороды носят — по скитам и заимкам — ссыльные протопопы аввакумы. o:p/

o:p/

Видно, с ликом святым принесли родники своей веры, o:p/

Словно испить от них припадают, двоеперстьем себя осеняя, o:p/

Вглубь бурятской украйны селясь, у подножий хребтов забайкальских, o:p/

Будто Древняя Русь, подустав на миру, набирается сил святогоровых. o:p/

o:p/

У бурят научились есть буузы, шти готовить самих научили, o:p/

Говорят по-бурятски — тала, то есть друг, всё старинные песни поют… o:p/

Иногда на бурятках женились, за местных парней выходили, o:p/

Инда у бабки скуластой моей нездешнего цвета глаза… o:p/

o:p/

Что за место у нас, что ссылали сюда и цари, и монгольские ханы, o:p/

Что ль погано сибирским морозом оно, что ли вольною волей красно? o:p/

Остается, однако, одно, как сибирскому кедру в мороз загребущий, o:p/

Отстоять и молиться — Ом Мани! и Да святится имя Твое… o:p/

o:p/

o:p /o:p

Ноготь небожителя o:p/

o:p /o:p

Леониду Агибалову o:p/

o:p /o:p

Жить в небе и наблюдать облака здесь удобнее, o:p/

Жимолости вкус, горчинки — здесь в Бурятии жить, o:p/

Где коровы жуют эдельвейс, цветок альпинистов, o:p/

Где головою в космосе, гуляешь по городу. o:p/

o:p/

И тем, кому вечность здесь обретать спокойнее, o:p/

Итигэлов, йогин нетленный, в позе лотоса здесь и сидит, o:p/

Для живых, с сознаньем бессмертных, совершенно нормально, o:p/

Что живее и старше страны его срезанный для изучения ноготь. o:p/

o:p/

Горчинки, ибо жить в небе — немного щемяще и грустно, o:p/

Горный ландшафт, облака пред тобой и вокруг вызывают восторг и уют, o:p/

Так не хочется с этим пронзительным всем иногда расставаться, o:p/

Тем, у кого ничего, кроме синего неба и вечности, нет. o:p/

o:p/

С сознаньем бессмертных, вдыхающих ветер с Байкала, o:p/

Сопок старинных сияньем, степей колыханьем, дыханьем тайги, o:p/

Едешь, местами во весь окоем одно только вечное синее небо, o:p/

Видишь один только бисер таежной гряды где-то вдали. o:p/

o:p/

Облака пред тобой и вокруг, под тобой только древние горы, o:p/

О бока их порой в невесомости трется соседней галактики бок, o:p/

Оттого и местами они до бескрайних степей, косогоров альпийских o:p/

истерлись, o:p/

Отчего и дышать здесь трудней, что разреженный воздух густей. o:p/

o:p/

И текучие песни людей испокон здесь протяжно и туго так льются o:p/

Итигэлова словно тягучая, словно в квазарах пульсируя, кровь, o:p/

Как же нужно так петь, чтоб уметь навсегда на земле оставаться, o:p/

Кем же нужно здесь быть, головой чтобы в космосе жить… o:p/

Вечер пятницы

Оганджанов Илья Александрович родился в 1971 году. Закончил Литературный институт им. А. М. Горького, Международный славянский университет, Институт иностранных языков. Печатался в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Урал», «Сибирские огни», «Крещатик», «День и ночь» и др. Живет в Москве. o:p/

o:p /o:p

o:p /o:p

o:p /o:p

o:p /o:p

o:p /o:p

Стало раньше темнеть, и служащие банка возвращались теперь к метро в серых ноябрьских сумерках. Ровно в шесть одно за другим погасли и сразу недобро помрачнели огромные окна, за которыми, как на витрине, провели они весь день: перед мониторами, с папками бумаг, телефонными трубками и блуждающими улыбками на непроницаемых лицах. Вежливые, услужливые, нарядные — мужчины в строгих костюмах и галстуках, девушки в юбках до колена, светлых блузках и синих форменных шелковых платках, одинаково кокетливо повязанных на голых, словно мраморных, шеях. Погасли окна, распахнулись стеклянные створки входных дверей, и нестройная колонна банковских служащих потянулась к метро. Несколько секунд они послушно толпились у светофора и затем, дружно перейдя по «зебре» дорогу, исчезли в провале подземки. o:p/

Часы перевели на зимнее время, и стало раньше темнеть... o:p/

Вадим безучастно оглядел притихшую редакционную комнату и выключил компьютер. На погасшем экране отразилось его лицо. Какое-то жалкое и незнакомое — нахмуренный лоб, скорбная складка между бровями и в глазах слезы. Он отодвинул кружку с недопитым, давно остывшим кофе и снова уставился в окно. o:p/

В просвете между зданием банка и стройной высоткой, словно заблудившаяся, стояла колокольня Новоспасского монастыря. Раньше он часто бывал там, в Спасо-Преображенском соборе. Он любил чуткую, бездонную тишину монастырского двора, похожего на любовно прибранную девичью комнату, сумрачный покой церковных сводов с обнажившейся грубой древней кладкой, долгие службы, их тягучий гулкий распев — «христианския кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны, у Господа про-о-оси-и-им», — суровые голоса монашеского хора, потрескивание свечей и в дрожащем огненном свете — строгие восковые лики святых. А потом как-то не стало времени. o:p/

Сначала он все думал подыскать работу получше, сделать какую-никакую карьеру, потыкался туда-сюда, но безрезультатно. Да и махнул рукой. И незаметно привык к этой комнате, словно улей, разделенной перегородками на закутки, к неумолчной болтовне, темпераментным редакционным летучкам, мелким склокам, ежемесячными авралами... o:p/

Еще немного — переулок опустеет, и можно собираться. o:p/

o:p /o:p

На улице зажгли фонари. Влажный асфальт блестел и отливал расплавленным золотом. Резче очертились тени, и по краям тротуара из сгустившейся темноты по-разбойничьи выступали голые ветви деревьев. Вечер выдался теплый, почти весенний. Хотелось идти куда-нибудь без цели, ни о чем не думая. o:p/