Новый Мир ( № 7 2011)

И вот майским солнечным днем, взволнованные предстоящей встречей с классиком современной французской литературы, втроем мы отправились в Переделкино. Поскольку мы ехали на встречу с француженкой, то к столу решили купить сухого вина. На рынке рядом с Киевским вокзалом мы приобрели вместительную корзину, положили туда дюжину бутылок с красным и белым вином и сели в электричку. В вагоне от распирающих нас чувств и для храбрости мы выпили бутылку красного вина и начали распределять роли: кто и о чем будет говорить с прекрасной Натали. Естественно, главной скрипкой нашего трио стал Иван Иванович, который знал о французской литературе больше, чем сами французы.

До знаменательной встречи оставались какие-нибудь полчаса.

Вот тут-то и случился первый конфуз. Электричка остановилась на станции Солнечная и дальше ехать не хотела. Мы вышли на платформу в ожидании следующей. Чтобы скоротать время, решили выпить еще одну бутылку теперь уже белого вина. Электрички не было. Мы пошли к расписанию. Оказалось, что мы попали на станцию Солнечная в самом начале перерыва между электричками, и этот перерыв составлял два с половиной часа. Делать было нечего: мы сели на скамейку, которая стояла в самом центре платформы, и в ожидании электрички, которая нас довезет до Переделкина, под нежарким майским солнцем, за прекрасным красным вином, чередуя его с вином белым, продолжали сладостный разговор о французской и русской литературе.

Когда мы явились на дачу к Вознесенскому, корзина наша была почти пуста. Появление нашей троицы не было тихим: мы буквально ворвались в дом. За время вынужденного ожидания у Ивана Ивановича накопилось столько вопросов к Натали Саррот, что он с самого порога, едва познакомившись с маленькой худенькой женщиной, одетой во все черное и кутающейся в черную же шаль, и неожиданно представившейся нам не как Натали Саррот, а как Наталья Ивановна, и признавшейся, что она русская, приступил к дознанию.

— Мадам, — спросил он Натали Саррот страстным голосом исследователя французской литературы. — Когда вы встретились с писателем и кинорежиссером Аленом Роб-Грийе для того, чтобы провозгласить новое литературное направление, известное теперь всему миру как “новый роман”? И при каких обстоятельствах проходила ваша встреча? С вашего позволения я напишу об этом.

Натали Саррот, поежившись и укутавшись в черную шаль посильнее, отодвинула свой стул подальше от страстного Ивана Ивановича и тихо сказала:

— Я никогда не встречалась с Аленом Роб-Грийе...

— Но вы же читали его роман “Проект революции в Нью-Йорке”?.. — спросил Иван Иванович.

— Нет, я не читала романов Роб-Грийе... — упрямо отвечала Натали Саррот.

— Допустим, вы не встречались с Роб-Грийе, — не унимался Иван Иванович, — но уж Мишеля Бютора-то вы должны хорошо знать. Он по своей манере письма вам должен быть близок...

— Я не была знакома с Бютором, — ушла Натали Саррот в несознанку и еще чуть-чуть отодвинула свой стул подальше от нас.

Иван Иванович сыпал именами французских писателей, представителей “нового романа”, но Натали Саррот никого из них лично не знала и никогда с ними не разговаривала. И только тогда, когда Иван Иванович назвал имя писателя Клода Симона, Натали Саррот вдруг слабо улыбнулась и сказала, что да, однажды она видела Клода Симона, он проходил мимо ее столика в кафе, где она любила ужинать, и ей сказали, что это Клод Симон, но они так и не познакомились.

Тут и я задала свой вопрос, который меня тогда тревожил:

— Наталья Ивановна, — сказала я, — а как же вы, не зная друг друга, не читая друг друга, основали целое направление “новый роман”?

— Его основали критики, — был мне ответ. — Они прочитали наши романы и объединили их, назвав это “новым романом”. А мы никогда не встречались друг с другом. Нам некогда было встречаться. Мы писали романы.

После этого Натали Саррот уже с нами не общалась, а, загнанная буквально в угол, поставив бокал на ручку кресла, задумчиво, в свои 90 лет, одиноко пила красное вино, смотрела в окно на майский цветущий сад и все куталась, куталась в черную шаль.

Львы и куры

Мне надо было ехать во Фрайбург, и я решила на один день остановиться в Берлине, так как должна была прочитать там лекцию в университете. Позвонила писательнице и художнице-авангардистке Валерии Нарбиковой, спросила, можно ли у нее остановиться на одну ночь. Она тогда жила в Берлине на гранте. Конечно можно, сказала Лера, приезжай скорей!

Я приехала утром, нашла ее дом в самом центре Берлина, звоню. Открывает Лера, одетая в купальник. Проходи, говорит, раздевайся, снимай с себя все, очень жарко. Пей сухое вино, мне его эмигранты наши корзинами приносят, у меня его много. Я разделась, правда, до конца не решилась, но насколько можно оголилась сверху. Думаю, наверное, у них в Берлине так принято.

Мы вышли на балкон, стали пить вино и загорать.

Тут звонок в дверь. Лера открывает дверь, а там знакомая славистка, профессорша Берлинского университета, в котором я должна была вечером читать лекцию. Лера ее специально позвала, а мне ничего не сказала. Так эта славистка, наверное, до сих пор рассказывает всем: “Я пришла, позвонила, а дверь мне открывают две голые русские писательницы…”

Но, впрочем, я не о том. Славистка спросила меня, что бы я хотела в Берлине посмотреть, — музеи, выставки, кирхи, Берлинскую стену, а может, Рейхстаг, и я сказала, что, конечно же, зоопарк.

Тут и Лера захлопала в ладоши и закричала, что она тоже хочет в зоопарк. Славистка удивилась, но была хорошо воспитана и повезла нас туда, куда мы с Лерой так жаждали попасть. Сама она ушла по делам, а мы с Лерой остались наедине с природой.

Посмотрев все, что хотели, мы задержались у обезьян, у клетки одного мужчины-шимпанзе, у которого было даже имя на табличке и который перед нами явно выпендривался и, демонстрируя свою мужскую силу, сидя совершенно неподвижно, покачивал время от времени тем предметом, который мужчина показывает женщине обычно наедине.

Нам он очень нравился просто как симпатичный, довольно-таки, при всем при том, интеллигентный мужчина, а мы ему, видимо, тоже нравились — как две симпатичные интеллигентные женщины.

Лера позвала меня отобедать в ресторане прямо здесь, в зоопарке.

Но тут мы увидели, что все куда-то бегут, родители с детьми, и мы, подумав, что начинается какое-то представление, побежали за ними. Оказывается, наступало время обеда не только для нас, но и для львов и других хищных животных, когда им скармливают кур.