Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая
Шрифт:
— Мне некуда идти, как и тебе, — изрек я правду, которую сам совсем недавно понял.
До сих пор я не осмысливал произошедшее. Но теперь для этого настало время. Отряд «оборотней», к которому я был приписан, сегодня прекратил свое существование. Я остался последним выжившим, без средств связи и почти без снаряжения, усиленно разыскиваемый, на вражеской территории, очень далеко от ближайших мест, где моя принадлежность к Содружеству, очень сомнительная и никем не признанная, могла вызвать у кого-то сочувствие. Я давно подозревал, в моменты просветления, такие как сейчас, что с этого задания никто не должен был вернуться. Догадывался, что нас в любом случае уволили
Я совершенно перестал видеть во всем этом смысл. Я все еще был мясом. Пока еще ничем большим. Но я не видел больше смысла убивать.
— Хотелось бы куда-то, где сухо и тепло, — мечтательно прошептала Маричка, вновь болезненно кашлянув. — Где можно поесть и переодеться. Ты знаешь такое место?
Я подумал о Свештарях и о нескольких подобных захолустных ничейных общинах, где нам довелось перебиваться в последние месяцы, кочуя по Балканам в перерывах между рейдами. Но все эти места находились в зоне евразийского влияния. Нищие туземцы готовы были продать кого угодно за гроши или крохи хлеба. Сейчас, когда преследователи шли по моему свежему следу, появиться там было смерти подобно.
— Нет, — покачал головой я.
Я прокрутил в памяти еще несколько вариантов, по очереди отбрасывая каждый из них из-за удаленности или враждебности сил, которые контролировали соответствующий клочок земли. Совсем отчаявшись, изрек:
— Отсюда не так далеко до Генераторного.
— Ты бывал там с тех пор, как… все началось? — поинтересовалась Маричка.
— Кажется, был однажды. Недалеко оттуда, — смутно припомнил я свою поездку в Европу в 83-ем.
— «Кажется»? Ты что, не помнишь точно? — удивилась девушка.
Я не знал, как объяснить ей свои провалы памяти. Объяснять пришлось бы слишком много. Больше, чем я сам в тот момент понимал.
— Я знаю, что там одни развалины. Понимаю, что идти туда бессмысленно. Но я просто не знаю куда еще пойти, — молвил я.
— Место ничуть не хуже этого, — пожала плечами девушка. — Я слышала, там в старом железнодорожном тоннеле, до сих пор живут люди. Те, которых вы в Генераторном когда-то называли «казаками».
Ее слова пробудили в моей душе целое созвездие воспоминаний. Эти воспоминания, казалось, принадлежали какому-то другому человеку. Неужели это правда было со мной?! И как же давно это было! Неужто казачья станица с ее воинственными, бескомпромиссными обитателями могла сохраниться столько времени спустя? Быть может, освободившееся после казаков место занял кто-то другой?
— Что о них говорят?
— Разное. Как о всех.
— Что ж, — произнес в завершение я, признав, что иного выхода нет. — Увидим.
Глава 8
§ 59
Даже не знаю, как нам удалось заснуть в таком холоде. Знаю только, что мне снились кошмары. Уже не в первый раз с того дня, как я начал уменьшать свою суточную дозу. На этот раз темой кошмара был Локи. Мы были с ним в горящем здании. Дрались, не переставая, не обращая внимание на огонь. Он горел, но, казалось, не замечал этого. Не замечал моих ударов, казалось, был соткан из воздуха, совершенно неуязвим. С его горящего лица, половина которого превратилась в уродливую обугленную маску, не сходила
безумная улыбка. Время от времени оставшаяся половина его лица принимала черты генерала Чхона.«Исчезни, отродье!» — не прекращая своих бессильных, тщетных попыток ударить его, верещал я. — «Отправляйся в пекло! Я убил тебя!»
«О, нет. Мы отправимся туда вместе», — шептал Локи издевательски, страшно смеясь. — «Помнишь, как было тогда, 3-го марта? Ты убил их всех, триста двадцать четвертый. Убил чокнутого проповедника. Его жену. Его детей. Всех, кто был в этом чертовом доме в горах. Всех до единого»
«Нет! Сгинь!»
«Это был ты», — его голос изменился, стал ледяным обвиняющим басом генерала Чхона. — «Ты убил их. Ты ведь знаешь, что это был ты».
«Нет!» — кричал я в ужасе и ярости. — «Я прикончил только твоего чокнутого ублюдка! Слышишь, Чхон?!»
«Время покажет, кто кого прикончил», — снова обернулся он Локи, который смеялся и размахивал у меня перед лицом пылающим мечом. — «Тебе лишь кажется, что ты жив. Но это скоро пройдет. Яд действует медленно, но верно. Если повезет, ты даже не проснешься. Отправишься в ад прямо отсюда, из этого кошмара. А может быть, это и есть ад? Может быть, ты останешься тут вечно? Вот была бы потеха!»
Он поразил меня мечом, и это было неожиданно нестерпимо больно, лезвие обожгло меня жарким пламенем. Я закричал, и все вокруг закрутилось в огненном вихре.
— А-а-а! — мой крик гулким эхо отдавался в стенах грота.
Я не сразу понял, что это я кричу, не сразу смог остановиться. Сердце билось с бешеной скоростью, словно после стометровки. Дыхание было частым, прерывистым. Мышцы были напряжены. Пальцы неистово впивались в камень, на котором я сидел.
— Все хорошо, — раздался в темноте дрогнувший, явно напуганный голос. — Все хорошо.
Я не знал, кому принадлежит этот голос, лишь смутно мог припомнить его. Повернул голову на звук, но даже это движение далось мне с трудом. Мышцы, казалось, были налиты свинцом. Все тело пылало жаром, лоб заливал холодный пот. Едва двинувшись, я зашипел от непривычного, невыносимого жжения в ранах, на лице и на руке.
«Валькирия», — подумал я сумрачно. — «Она нужна мне срочно!»
— Это был просто кошмар, — слегка успокаиваясь, продолжал шептать напуганный голос из темноты. — Ты не узнаешь меня? Димитрис! Это я, Маричка.
Я не обращал внимания на голос. Нащупал рукой пистолет, включил фонарь. Мои пальцы сбросили куртку, которой я был укрыт, начали истерично шарить вокруг, пока не нащупали медпакет. Оставалось лишь открыть крышку, достать шприц. Быстрее бы уже!
— Что ты делаешь? — раздался из темноты удивлённый вопрос.
Я забыл о том, что мне следует экономить дозы. Забыл о своей переходной программе. Забыл обо всем на свете. Приставив шприц к вене, влил в себя все сорок миллиграммов, до последней капли. Зажмурил глаза и закусил губу, предавшись незабываемому чувству, какое бывает лишь в те мгновения, когда драгоценный эликсир разливается по венам, сливается с кровью воедино, берет верх над болью и страданиями…
Голос из темноты уже ничего не спрашивал. Та, кому он принадлежал, лишь молча наблюдала за мной, не решаясь ничего спросить. Молчание длилось долго. Я ощущал, как сердце начинает биться быстрее, но ровнее, как невыносимое жжение в ранах… нет, не исчезает. Просто совершенно перестает иметь значение. Бурлящая в жилах энергия сметала на своем пути боль, слабость и инфекцию. Я сам не заметил, как поднялся на ноги. Меня слегка шатало, но это воспринималось лишь как досадная помеха. Сил было хоть отбавляй.